«Вот и все». Они обнимаются. «Узнай, можно ли навестить ее в Чикаго. Попроси на обратном пути заехать в Лондон». Ее глаза вбирают его. «Вбирай меня». Что сказать? «Скажи, что ты ее любишь… но как я узнаю, что люблю? Дин говорит: „Это просто знаешь“… но как узнать, что „просто знаешь“?»

– Я не хочу, чтобы ты уезжала, – говорит Джаспер.

– И я тоже, – говорит Мекка. – Поэтому я должна.

– Не понимаю.

– Я знаю. – Она подносит к губам костяшки его пальцев.

Очередь сдвигается, утягивает ее с собой. Она в последний раз оглядывается, а все сказки и мифы предупреждают, что этого делать нельзя. В дверях она машет ему рукой, уходит, уходит… ушла. «Человек – тот, кто уходит». Джаспер возвращается, становится в очередь на автобус до Виктории. Холодная мартовская ночь. Он чувствует то, что обычно чувствуешь, когда что-то теряешь, но еще не понял, что именно. «Не кошелек… не ключи…» В кармане куртки он обнаруживает конверт со штемпелем «Фотоателье Майка Энглси». В конверте фотография Мекки – та самая, которую он сделал вчера, в китайском ресторанчике, попросив представить, как она возвращается в Берлин. «Сейчас мне не надо гадать, что она думает. Я знаю». На обороте фотографии написано:

Прохожие и туристы редко удостаивают взглядом дверь дома 13А на тупиковой улочке Мейсонс-Ярд в Мэйфере. Для Дина эта дверь была порталом в волшебную страну, в обитель избранных, где резвятся продюсеры и те, кто отвечает за продвижение исполнителей; критики, способные в одночасье создать или разрушить репутацию, сильные мира сего и их дочери в поисках экзотических рок-н-ролльных приключений и интрижек; модельеры, создающие шедевры будущего сезона, модели, облаченные в эти шедевры, и их фотографы; а еще музыканты – не те, кто пока только мечтает об успехе, а те, кто его уже обрел: The Beatles, The Rolling Stones, The Hollies, The Kinks; залетные птицы, заезжие мартышки и черепахи; Джерри, со спутниками или без оных; где будущие знакомые Дина скажут ему: «Пришли мне демку, в эфир запустить» или «Мы ищем классную группу на разогрев – может, „Утопия-авеню“ согласится?». За дверью дома 13А на Мейсонс-Ярде находится клуб «Scotch of St. James». Попасть туда можно исключительно по особому приглашению.

Дин сказал Джасперу:

– Я все устрою.

Он нажал кнопку звонка, и в двери на уровне глаз открылась узкая прорезь. На приятелей взглянуло всевидящее око:

– Представьтесь, пожалуйста.

– Мы друзья Брайана. Должны быть в списке приглашенных.

– Брайана Джонса или Брайана Эпстайна?

– Эпстайна.

– Погодите, сейчас посмотрю. Да, он ждет… Простите, а вы, случайно, не Ал и Гас?

Дин не поверил своему счастью.

– Да, это мы.

– Превосходно. Дайте-ка я уточню фамилии… Значит, вы будете мистер Ал Конавт, а ваш приятель – Гас Тролер?

– Да-да, это мы, – сказал Дин и лишь потом сообразил, что к чему.

Всевидящее око просияло, прорезь закрылась.

Дин снова нажал кнопку звонка.

Прорезь открылась. Из нее опять выглянуло всевидящее око:

– Представьтесь, пожалуйста.

– Я тут соврал, извините. Но мы действительно музыканты. Из группы «Утопия-авеню». Завтра играем в Брайтонском политехе.

– Платите вступительный взнос, подавайте заявку, и руководство ее рассмотрит. А если попадете на «Вершину популярности», то, может быть, вступительный взнос платить не придется. Освободите проход, пожалуйста.

Мимо Дина пронесся кто-то носатый, с оборчатым воротником и с пышной уложенной прической. Дверь в 13А распахнулась, изнутри донеслось: «Добро пожаловать, мистер Хампердинк!» Дверь захлопнулась.

Дин трижды нажал на кнопку звонка.

Прорезь открылась.

– Представьтесь, пожалуйста.

– Дин Мосс. А это – Джаспер де Зут. Запомните наши имена. В один прекрасный день мы к вам придем.

Он повернулся и зашагал прочь. Джаспер заторопился следом.

– Может, оно и к лучшему. У нас завтра первый концерт. Похмелье нам ни к чему.

– Этот самодовольный говнюк – пидор говняный.

– Правда? По-моему, он очень вежливо с нами разговаривал.

Дин остановился:

– Ты что, вообще никогда не злишься?

– Я пробовал, получается неубедительно.

– При чем тут убедительность? Это же чувство!

Джаспер заморгал:

– Вот именно.

От Ватерлоо до Кройдона машины на трассе еле ползут, так что Дин ведет Зверюгу со скоростью в лучшем случае тридцать миль в час. Рычаг переключения скоростей то и дело клинит, и фургон постоянно застревает на перекрестках. К югу от Кройдона микроавтобус долго тащится в хвосте каравана домов на колесах, и только сейчас, за крохотной (зевни – и проедешь, не заметив) деревушкой Хулей, где шоссе А23 взбирается на отрог Саут-Даунс, Дину удается нажать на газ.

– Да уж, не самое быстроходное транспортное средство, – говорит Дин.

– Не средство, а Зверюга, – поправляет его Грифф с заднего сиденья. – Она, родимая. Которая везет не только четверых музыкантов, но и их инструменты.

Стрелка спидометра подползает к сорока пяти милям в час, и Зверюга начинает зловеще подрагивать и взрыкивать.

– Не нравится мне этот звук, – говорит Эльф.

Дин сбрасывает скорость до сорока миль в час, и дрожь прекращается.

– Грифф, ты вообще садился за руль этого монстра, прежде чем его купить?

– Дареному коню в зубы не смотрят.

Чтобы заплатить свою долю за этот «дар» – пятнадцать фунтов, четверть стоимости, – Дин взял денег взаймы из общей кассы «Лунного кита». «Еще один долг… если так дальше пойдет, придется снова подрабатывать в какой-нибудь кофейне».

– Дареному коню всегда лучше заглядывать в зубы. Дареный конь – не подарок.

– Нам был нужен микроавтобус, и я его нашел, – говорит Грифф.

– Ну да, нам был нужен микроавтобус. А не похоронная колымага двадцати пяти лет от роду и с полом, продырявленным в решето, так что дорогу видно.

– Что-то я не заметил, чтобы ты заморачивался поисками машины, – говорит Грифф.

– А по-моему, наша Зверюга очень самобытная, – замечает Эльф.

– Главное, чтобы она доставляла нас из пункта А в пункт Б, – добавляет Джаспер.

– Всем спасибо за авторитетные мнения, – язвит Дин. – Вот если в два часа ночи у нее на трассе полетит коленвал, так я погляжу, как ты, Эльф, будешь чинить эту самобытность. А ты, Джаспер, вообще-то, собираешься получать права? Чтобы было кому водить из пункта А в пункт Б.