— Не откажусь, Ваше Высочество, — кивнул убийца, чему-то улыбаясь, — ваш стол внушает... трепет.

— По правилам, должны подавать только сами блюда, никак не кувшины, супницы и всякие горшочки; стол любого из вкушающих в переделах Дворца меньше раз в пятьдесят; но, говорят, однажды — года в три — юная наследница Катарина с яростью напустилась на обслугу, недовольная тем, что от неё скрывают основное богатство. С тех пор по сей день сюда приносят все, что было приготовлено для меня.

— Служанки рады остаткам?

— Упаси Милосердная; меньшее, что сделают с каждой из них, если осмелятся попробовать хоть крошку от завтрака члена Семьи, высекут немилосердно и отправят прочь со Двора, — покачала головой Принцесса. — Все, что остаётся от королевских трапез, везут в школу для бедных, монастырь или приют. Ежедневно со всего Дворца набегает, между прочим, довольно много... Ты собираешься завтракать или продолжать расспрос?

— Благодарю за честь, госпожа, — ответил Нож, присаживаясь на краешек скамьи, — значит, ваши кушанья как раз по мне.

— Ты рос в приюте?

— Точно. А затем учился в школе для бедных.

— На севере или на юге?

— На юге, но довольно далеко.

— Где же?

— Вы собираетесь завтракать или вести расспрос?

— Хм... Приятного аппетита.

— Благодарю... В этом разнообразии трудно выбрать необходимое и очень легко заплутать.

— Главное, не запутаться где что, — махнув рукой, согласилась Катарина, спихивая булочки из тарелки на скатерть, открывая супницу и наливая в ромбовидную хлебницу фазаньего супа для Ножа.

— Прибор у нас один, так что будешь есть ложкой для пудинга и желе, — сказала она, подавая ему заполненную тарелку. — Маловата, но в принципе волнушка и зубцы почти не мешают, я ради интереса пробовала, лет в семь... Вон в той вытянутой серебряной штуке острый соус, тебе под стать. В той толстенькой — соус светлый, из Тальгды, называется майонез. Сегодня, я так понимаю, с грибами, — видишь рисунок на левом боку? Так... это вторая супница, там... ну да, густой андарский суп из всяких бобов с не менее всякими корешками. Видишь, ложка стоит прямо в нем. Можешь, кстати, брать её, она вообще не падает, он же густой. Что там ещё?.. Ну, открывай... Ясно, креветочный салат с сыром. Давно, кстати, не было креветок. Это у нас салат сладкий, его на потом, это острый, очень советую... А это, дай Брадалл памяти... это... ну да, это называется «зелёная лоза». Думаешь, печёный виноград? Ни стручка. На самом деле пирог без единого фрукта: все мясное и овощное. Только внутри, кажется, лимонные дольки с ремешочками форели и чьего-то языка... Нет, я правда не помню чьего. Это блюдо вообще последний раз подавали, наверное, лет пять назад. Да, точно. У Оливье обширный сбор рецептов, он повторяется нечасто. Лишь когда желает нам что-нибудь сказать.

Нож промолчал.

— Ладно, вернёмся к нашим крышкам. Эту можешь не трогать, там вареное с сахаром молоко. Та штука из четырёх частей называется виньетка, в ней разные варенья, уже чувствую абрикосовое... вижу северное и вишнёвое; жёлтый сахар, понятно, к горячему соку или чаю из трав. Чай соответственно сегодня зелёный, сок скорее всего апельсиновый. Жуткая кислятина. В баночке икра, там тоже, это овощная с красной. Тут, сам видишь, разная зелень; там, в узеньком штунце... да, в том, похожем на рог... конечно, в том, который лежит, а не стоит, — там разогретое вино. Холодное? Не может быть. Холодное всегда подают в плетёных бутылках, оно где-то внизу, на внутренней полочке. Что, белое? Так и есть. Должно быть белое, потому что горячее — красное. Ты любишь вино?

— Когда-то любил, Ваше Высочество.

— Можешь не «вакать». Мы кушаем. Сильно любил?

— В молодости даже слишком.

— И как?

— Разбили морду, отвык. Прошу прощения.

— Приятного аппетита... Бери булочку, это мне нельзя, тебе-то что... Можешь намазать маслом или икрой. Нет, погоди, вон на том подносе под покрывалом, наверное, уже намазанные. Ну?.. Ага. Вот, бери либо те, либо эти. Или с балыком. Постой! Ох надо же!.. Клянусь Милосердной, они угробят мою талию.

Она мимоходом состроила расстроенную гримаску, мгновение спустя растаявшую без следа в отрешённом, опустевшем лице, столь странно не вязавшемся с нынешней рассеянной, пустословной болтовнёй, и продолжала как ни в чем не бывало:

— Ну и как с этим бороться?.. Черт с ней, давай сюда вон тот черненький. Знаешь, что это? Перемолотый грецкий орех с высушенным и перетёртым черносливом, немного корицы, кислый соус из маринованного лука и сметаны, о-о-о-охх... Блаженство... М-да... Как всякое блаженство, очень быстро кончается. Но возвратимся. Я знаю много очень значительных и знаменитых людей, Нож, которые очень пострадали из-за своих дурных пристрастий. Вино и всякие там курения, то есть вредоносные привычки, между прочим, в списке бесконечных угроз хрупкому человеческому разуму и телу находятся лишь на четвёртом месте.

— Четвёртом?

— Хочешь спросить, что выше?

— Осмеливаюсь.

— Как думаешь сам?

— Очень вкусно, благодарю вас.

— Остроумие так и брызжет. Ну-ка, отвинти голову вон той пернатой рептилии и налей мне сок в бокал. Сахар не нужен... Спасибо. Что уставился? Ах, что выше. Третьим в списке, выше вредных привычек, согласно моим многолетним исследованиям, оказывается глупое, никчёмное стремление человека к власти. Власть губит смертных, они к ней не приспособлены. Самые сильные иссыхают через пару лет, самые умные глупеют и того раньше, самые честные продаются предварительно. Ты бы хотел управлять Империей, Нож?

— Нет, Ваше величество.

— Но-но, — лицо Принцессы на миг стало холодным, — не шали. С этим не шутят.

— Прошу меня простить... Ваше Высочество.

— Сказала же, не «вакай». Мы завтракаем. На первый раз простила.

— Суп действительно замечательный. Не ел балыка больше пяти лет.

— Бедный. Как же ты жил?

— Я в принципе равнодушен к еде.

— Значит, обжорство тебя не погубит. Власть и жидкий дурман, по твоим заверениям, тоже. Что же остаётся?

— Пункты два и один вашего списка.

— Пьём на брудершафт. За леронского Князя и его «туассон», пусть враги отравятся. Можешь зажмуриться, целую. Воздушно, ясное дело, на получи... Ну и что, ты думаешь, может быть губительнее властолюбия?

— Любовь? — чуть подумав, предположил Нож, аккуратно утираясь крылышком лебединой салфетки.

— Кто учил тебя есть? — поинтересовалась Катарина, принимаясь за крылышки фазана из того же выводка, что и в супе, — только обжаренные в овощном масле, с северными овощами и сладким перцем. — Управляешься с приборами недурно. Лагер до сих пор никак не научится есть рыбу. Большой вообще втихомолку все берет руками, поверх тарелки предпочитает не смотреть, а на званых обедах старается к столу не приближаться. Керье и Месрой, правда, в этом отношении аристократы — возятся куда дольше, чем обычно я. Эй, о чем ты задумался?