Каждый при этом руководствовался тем, чем, собственно, сам и располагал. Бывалые штабные умы на корпусном и армейском уровне внимательно оценивали кадровые перемещения, происходящие в высших командных кругах, а также спускаемые оттуда директивы.

А изменения происходили симптоматичные. 21 марта 1945 г . в 3-й ударной армии сменился командующий.

Замена командующего в столь ответственный момент стала полной неожиданностью. Генерал-лейтенант Н. Симоняк был вполне на своем месте. В армии его уважали и даже, несмотря на довольно крутой характер, любили. Однако рапорт о переводе на другой фронт генерал собирался подать давно – еще тогда, когда стало известно, что армия передислоцируется на 1-й Белорусский фронт. А все потому, что с командующим фронтом Г. Жуковым, получившим в 1943 г . маршальское звание, отношения у командарма не сложились. Генерал Симоняк отдавал должное его полководческим качествам. Но категорически не принимал излишнюю, с его точки зрения, жесткость и даже жестокость маршала. На дворе все же стоял не 41-й и даже не 42-й год. Другой теперь была армия. Гнать да погонять большой нужды не было. А вот доверять и, конечно, проверять, можно было бы и больше. Словом, несколько раз схлестнувшись с Жуковым и трезво оценив ситуацию, Симоняк посчитал более полезным для общего дела самому уйти из состава 1-го Белорусского фронта. В Ставке его рапорт удовлетворили. А Жуков, получив копию приказа, только удовлетворенно хмыкнул: баба с воза – кобыле легче.

Армии, между тем, стало не легче, а сложнее. Потому что место сурового, но гибкого Симоняка занял генерал-полковник В. И. Кузнецов. Тот самый, что ни в контратакующих действиях под Москвой в 41-м, ни на только что оставленной им высокой должности заместителя командующего 2-м Прибалтийским фронтом не изменял своей славе типичного генерала-ударника, любящего и умеющего пробивать самую глухую защиту противника.

В этом плане между новым командармом и командиром наиболее крупного соединения армии – 79-го стрелкового корпуса – генерал-полковником С. Переверткиным сложился более гармоничный тандем. В армии комкор Переверткин провел большую часть своей сознательной жизни. И начал сразу с практики: шестнадцатилетним пареньком, на фронтах Гражданской войны. В 1937 г ., подведя под уже богатый армейский опыт основательную теоретическую базу, окончил Военную академию имени М. И. Фрунзе. Суровой проверкой для молодого офицера стала советско-финская война 1939—1940 гг. Осадок от нее остался весьма горький: в обстановке идущей с самого верха управленческой безалаберности и сведения оперативных действий только к одной методе – навалу, никаких особых знаний, никакого мало-мальски полководческого таланта проявлять не требовалось. Для того чтобы «уговорить» маленького, но строптивого северного соседа «отодвинуть» советско-финляндскую границу подальше от Ленинграда (она в то время проходила от города всего в 32 километрах ), огромная, но неуклюже управляемая, недостаточно – как сразу же выяснилось – обученная в своей массе Красная Армия заплатила страшную цену: 70 тыс. убитых, 170 тыс. раненых и обмороженных. Потери и позор военных могли бы быть еще большими, если бы их не перекрыл успех отечественной дипломатии, сумевшей-таки и в столь драматических условиях заключить весьма выгодный для нас мир.

Полтора месяца спустя при совершенно ином по масштабности уроне, но уже от подкатившего под самую Москву вермахта, о повторении дипломатических игр нечего было и думать. Шла Великая Отечественная война. Над страной нависла смертельная опасность. И решать ее судьбу – хоть числом, хоть умением – можно было только на поле брани.

Генерал Переверткин предпочитал умением. И именно так пытался воевать, начиная с 10 июля 1941 г ., когда вступил в свой первый бой под Витебском, а затем в изматывающих тело и душу оборонительных боях отступал на Восток к Смоленску, Вязьме, Гжатску. Потом достойно держал суровый командирский экзамен на знаменитом Бородинском поле под Можайском у самых ворот Москвы. И упорно оттачивал ратное мастерство в процессе возвратно-поступательного движения на Запад через тот же Смоленск, через Идрицу, Себеж, Латвию, Литву, Польшу и, наконец, здесь, в Померании.

Но умение умением, а прижатый к стенке начальством и обстоятельствами, любящий и умеющий красиво переиграть противника, командир корпуса Переверткин мог не постоять и за «числом».

Впрочем, изначально он все же не бросался сломя голову исполнять приказ. А обдумывал и планировал. Вот почему, уже располагая на своем уровне информацией о направлении главного удара, объявил о проведении корпусных тактических учений с преодолением большой водной преграды.

Сама преграда, естественно, не называлась. Но перед корпусом находился только один подобного типа рубеж – река Одер. А за ней – немецкий городок Кюстрин.

А вот уж оттуда шла прямая дорога на Берлин…

Неуклонное движение 3-й ударной в этом направлении вроде бы сулило неплохие шансы для участия.

Правда, такой удачи вполне заслуживали своими действиями и многие другие. Например, воины той же 5-й ударной армии генерал-полковника Н. Э. Берзарина.

Еще во время январского 1945 г . наступления они захватили на западном – «вражеском» – берегу Одера несколько небольших плацдармов. Несмотря на отчаянные контратаки противника, эти небольшие прибрежные клочки в районе города Кюстрин были не только удержаны, но и расширены. В результате к концу марта здесь образовался сплошной, до 45 км по фронту и 10 км в глубину, плацдарм, имеющий неоценимое оперативное значение для дальнейшего продвижения на Берлин.

Потому что именно с этой довольно внушительной площадки, накопив грозную силу и запустив мощный наступательный механизм, можно было решать задачу окончательного разгрома гитлеровской Германии.

150-я дивизия к тому времени еще находилась в 5 км восточнее Одера, в районе небольшого городка Клосов. Именно здесь в ее полках и батальонах произошло то, что сразу же дало однозначный ответ на заветный вопрос.

А началось-то все вроде с весьма обычного дела: днем 8 апреля начальника штаба 756-го полка А. Казакова вместе с топографом вызвали в штаб дивизии для получения новых карт.

Казалось бы, ну что такого? За последние полгода частых наступлений подобные выдачи стали обычным делом. И в любой другой ситуации немногие обратили бы на данный факт внимание.

Но не теперь. Ведь карты-то выдаются именно той местности, по которой данная часть или соединение будут вести боевые действия! Значит, в них и содержится точный ответ, куда дальше ляжет путь дивизии, полка, батальона…

Отсюда понятно, как взбаламутило полк известие об убытии начштаба за картами.

Вот как вспоминает этот эпизод комполка Ф. М. Зинченко: «У штабной землянки собрались офицеры, внимательно присматривались и прислушивались к ним бойцы. Неустроев просто сгорал от нетерпения:

– И где этот Казаков? Может, послать кого-нибудь навстречу? Кто-то из офицеров пошутил:

– Что ты, Степан, вертишься на месте? Снял бы сапоги – и вперед! За то время, что ты туда-сюда бегаешь, уже, поди, под Берлином был бы!