пошли пить кофе в некое подобие Шекспировской библиотеки – кругом сплошные дубовые балки и подшивки «Панча» в пожелтевших переплетах – и наметанным взглядом принялись изучать наших спутников по плаванию. После нескольких лет морских путешествий у вас вырабатывается своего рода шестое чувство: вы легко определяете, кто из пассажиров будет на всех нагонять тоску, кто возьмет на себя роль затейника и так далее. После долгого, внимательного изучения сидящих за столиками я повернулся к Джеки.

– Здесь есть только один сто́ящий человек, – твердо сказал я.

– Кто именно? – спросил Крис, который был новичком в этой игре.

– Она сидит вон там, под тюдоровской жаровней.

Осмотрев мою избранницу, Крис и Джеки удивленно повернулись ко мне. Их можно было понять, потому что на первый взгляд она смахивала на одетого во все розовое гиппопотама средних размеров с волосами цвета переспелой ржи. Унизанные кольцами короткие, толстые пальцы держали рюмку с жидкостью, которая, на мой взгляд, смахивала на джин, а устремленные в пространство круглые голубые глаза были так густо подведены, что придавали всему лицу что-то кукольное.

– Ты спятил! – убежденно произнес Крис.

– Просто он не может устоять против блондинок, независимо от их комплекции, – объяснила Джеки.

– А вот увидим, кто прав.

И я подошел к своей избраннице, уныло созерцавшей дубовые балки.

– Добрый вечер, – сказал я. – Извините, нет ли у вас огня?

– На кой черт он вам нужен? – полюбопытствовала она. – Пять минут назад я видела, как вы прикуривали вашу паршивую сигарету от зажигалки.

У нее был низкий голос глухого тембра, который достигается многолетней обработкой голосовых связок джином. Я понял, что недооценил бдительность моей новой приятельницы.

– Просто вы мне понравились, – признался я, – и мне захотелось выпить с вами.

– Господи, подъезжать ко мне, в моем-то возрасте… Нахал, да и только, – игриво сказала она.

– Вы не беспокойтесь, – поспешно произнес я. – Я не один – там, за столиком, моя жена.

Она малость развернула свои могучие телеса и вытянула шею, чтобы получше рассмотреть наш столик, закрытый от нее широкими листьями на редкость непривлекательной аспидистры.

– Так и быть, – сказала она, и ее лицо осветилось озорной и неожиданно милой улыбкой. – Я выпью с вами… Вы хоть на живых людей похожи… А то здесь на корабле кругом одни паршивые дохляки…

С этими словами дама в розовом поднялась на ноги и пошла враскачку впереди меня. После церемонии взаимных представлений она с трудом втиснулась в кресло, добродушно улыбаясь. Как только принесли напитки, она схватила свою рюмку и подняла ее вверх:

– Ваше здоровье!

Она сделала добрый глоток, подавила негромкую благородную отрыжку, вытерла рот лоскутом, который некогда был кружевным платочком, и села поудобнее; я понял, что теперь только динамит сдвинет ее с места.

– Хорошо, когда есть компашка, – заговорила она так громко, что ее слова вполне могли разобрать за соседним столиком. – Я уже думала, что тут собрались одни ублюдки тупоголовые, как вы ко мне подошли.

С этой минуты успех нашего плавания на «Ванганелле» был обеспечен. Герта превзошла все мои ожидания. Трижды замужем, ныне вдова, она за те годы, что жила в Австралии, перепробовала все мыслимые профессии, и среди них такие контрастные, как медицинская сестра и буфетчица. В последнем качестве она заслуженно преуспела и теперь сама владела баром в одном из глухих уголков Австралии. Но больше всего нас потрясли ее медицинские познания. Мне кажется, что несчастный врач, который нанял Герту, вскоре очутился на грани нервного расстройства, ибо она твердо считала, что он никудышный диагност и что все его предписания основывались на неквалифицированных диагнозах и поверхностном представлении о том, как функционирует человеческий организм. Зато ее речь обогатилась великолепным набором нелепиц, в которых угадывались термины, услышанные ею от своего незадачливого хозяина.

– Никакой уверенности в себе у него не было, – доверительно рассказывала она нам. – Чертовски славный малый, но тюфяк тюфяком. Я ему всегда говорила: у вас, говорю, шеф, никакой уверенности в себе, всегда паршивую овцу к другим посылаете. Вот приходит женщина, которая не сумела уберечься. Обыкновенное дело, скажете вы, так нет же, он ее посылает к геологу.

– К кому? – переспрашивали мы, заранее предвкушая ее ответ.

– К геологу… ну, знаете… из этих паршивых надувал, которые воображают, будто им все известно про женские внутренности… помнет ваши овалоиды, и пять гиней кошке под хвост…

Какого бы вопроса медицины ни коснулись, Герта была на высоте.

Итак, благодаря Герте и изысканной обстановке кают наше плавание уподобилось путешествию Алисы в Страну чудес и протекало весьма приятно, завершившись в гавани Сиднея, куда «Ванганелла» вошла с большой помпой. Напоследок Герта порадовала нас еще одной выходкой. Одна пассажирка неопределенного возраста всю дорогу гордо выставляла напоказ всем мужчинам свой единственный капитал, чем заслужила крайнее неодобрение Герты. Случилось так, что мы спускались по трапу как раз за этой женщиной, у которой, как говорится, все было впереди. В эту минуту наверху показалось розовое луноподобное лицо провожавшей нас Герты. Она сразу заметила выступавшую перед нами пассажирку, столь щедро одаренную природой (если только это была природа), и брезгливо поджала губы при виде сего зрелища. Потом поглядела на нас и подмигнула.

– Таких накладных желез в Австралии еще не видели! – ликующе прогремела она.

Мы ступили на австралийскую землю в отличном настроении.

IV

Лирохвосты и древолазы

Они его искали, не жалея ни времени, ни ног.

Они за ним охотились с надеждой и с большим ружьем.

«Охота Ворчуна»

Мы полюбили Австралию с первой же минуты и всем сердцем. Если мне (не дай бог!) когда-нибудь придется навсегда осесть в каком-то одном месте, из всех виденных мною стран я, вероятно, выберу Австралию.

От Сиднея до Мельбурна мы ехали под ослепительно-синим небом, расписанным невесомыми облачками. Кругом простиралась выцветшая на солнце волнистая степь с просвечивающей то тут, то там ржаво-красной землей. Словно побелевшие кости, светились в рощах причудливо изогнутые стволы и ветви эвкалиптов. Казалось, будто эти на редкость изящные, красивые деревья исполняют некий фантастический танец. На деревьях постарше кора шелушилась и свисала широкими, напоминающими бороды гирляндами, а свежая кора вблизи отливала розоватым оттенком, словно стволы были вылеплены из живой плоти. Под вечер второго дня мы остановились выпить чая. Среди необозримой золотистой степи стояла группа мертвых эвкалиптов с ослепительно-белыми, точно коралловыми, стволами и ветвями, а между ними извивалась разбитая красная дорога, по которой мы приехали на нашем «лендровере». Заходящее солнце наполнило воздух нежной золотистой дымкой, и вдруг, неведомо откуда,