«Сказка»…

У любой сказки есть конец. После того, как ставится троеточие за словами «долго и счастливо». И Катерина это знала слишком хорошо. Выучила в своем браке, запомнила на всю жизнь. Чтобы не забыла, наверное, на коже и шрам остался, как вечное напоминание о том, что все сказки — лишь фальшь и обман.

Но сейчас об этом думать не хотелось. Как и спорить с Сашей желания не имелось. Ей было слишком хорошо, чтобы вспоминать о плохом, чтобы думать, когда все закончится. К тому же она теперь жизнью наученная, сама это оговорила, изначально, даже для себя больше. Чтобы не забыть — не бывает ничего вечного-бесконечного. Тем более того, что наслаждение приносит.

К вопросу о наслаждении, кстати: у нее секса, конечно, два года не было, если не брать во внимание жалкие попытки самоудовлетворения, от которых обычно становилось лишь хуже. Но и сама понимала, что не потому настолько проняло, как мозги взорвались! И все тело в клочья, до того хорошо с Сашей!..

Но и от героинового кайфа подыхают, если передозировка. Как и от любых других наркотиков. И самый сладкий яд убивает в итоге. А Саша для нее, кажется, вполне способен самым мощным наркотиком стать!

Страшно? Не сейчас. Не после всего, что уже пережила.

С ним было так классно! Обалденно просто! Она таких ощущений и эмоций в сексе еще не проживала. И вне секса тоже. Полная уверенность в безопасности. Ни с кем, ни с одним человеком, не то что с мужчиной даже, она такого доверия и покоя не испытывала. Никогда с тех пор, как более-менее взрослой стала.

Ольшевский для нее всегда был этаким «рыцарем в доспехах», воплощением образа защиты и опоры; мощной стеной, за которой можно спрятаться от всего, получить передышку…

Ей такая пауза в жизни сейчас очень была нужна. Иначе не представляла, как умом не двинется.

Катя плотнее завернулась в пиджак Александра, ощущая, что от плавного движения его авто все глубже проваливается в сон. Вся как в неге, удовлетворение полное, несмотря на то, что много нового для себя сегодня открыла…

По каждому нерву будто электрическая дрожь прошла, когда вспомнила, что он с ее телом творил, как она ему отвечала!

У-ух, просто!

Катерина всегда была очень чувственной. Она хотела и тянулась к тому, что могло ее тело дать, к этой стороне удовольствий. Однако, может, в силу воспитания, может, потому, что все же всегда достаточно набожной была, не пустилась в разгул, как многие сверстники. Сейчас ей казалось, что зря. Потому что эта тяга познать себя была одной из причин, подтолкнувшей выйти рано замуж…

Вадим не считал, что женщина должна испытывать удовольствие в сексе. Если она не «шлюха» в душе, конечно… Или что это его забота, подарить оргазм жене. Приличная женщина, его жена, должна вести себя сдержанно, в постели не мешать наслаждаться мужу, а не нагружать дополнительными проблемами. И рожать, рожать, рожать…

Блин, потому ли у нее так по-дурацки сложилась жизнь, что она не сумела соответствовать ни одному этому пункту? Или все же просто муж был скрытый психопат, и это его проблемы?

А ведь потянулась к нему, потому что таким же сильным Видим ей показался, каким отец был, каким Ольшевский всегда ощущался… У Кати тогда сложный период в жизни тянулся. После смерти отца, кардинальных попыток матери порвать с прошлым, новым браком и совершенно чужим ей отчимом — Катерина на распутье оказалась, ощущала себя, как листок, оторванный от дерева, который мощный ветер несет, куда захочется.

А ей опора и какая-то передышка была отчаянно нужна. Точно как сейчас. Только тогда она в Вадиме сильно ошиблась. Не хватило опыта понять, что кроме силы и жесткости, которых с избытком, не достает ему того тепла и глубины души, что раньше в самых дорогих и близких мужчинах встречала. Что ж, Катерина сполна расплатилась за свои ошибки.

Вадим все свои заскоки сделал и ее проблемами. До сих пор выгребала из себя эту грязь и «гной» бывшего мужа. И мужчин теперь безотчетно остерегалась в душе. А они словно чувствовали! Как проклятие какое-то, ей-богу, реагировали на нее придурки всякие, как тот, в поезде, лезли…

Не Сашу, однако. Его не боялась вообще. Потому ли так свободно себя ощущала?

Но даже физическое «внушение» со стороны мужа, его моральный прессинг и вечные оскорбления; упреки в неспособности справиться с нормальной задачей женщины и родить; постоянная ревность и подозрения в выдуманных изменах с однокурсниками, не заставили Катерину подавить все же в себе какой-то жажды и надежды… Не уничтожили, хоть и припугнули в ней «женщину».

Ей все равно хотелось жить полной жизнью! Она это право у Вадима зубами и ногтями вырывала, не отдаст теперь.

С тех пор любой намек на оскорбление в ее сторону, только упоминание о том, что посчитают «шлюхой, проституткой» или кем-то в этом роде — для Катерины, как красная тряпка для быка. Срывало все границы и любой контроль. Злющая становилась! Неистовая. Отчаянно начинала защищать свои права и границы.

Потому и сегодня рвануло, когда ее начальница… Вау! Уже бывшая! Какой же кайф от одного понимания, что порвала эту токсическую зависимость от человека.

Так, ладно. Радости столько бы не было, откажись Александр от ее предложения… Но она не смогла сдержаться, когда та при всех назвала ее шлюхой. Нет! Катерина столько вынесла, чтобы никто не смел ее так называть, не собиралась терпеть упреков в проституции. Тем более что и близко такого не было. Однако это послужило последней каплей, подорвав все, что накопилось за год работы с этим отвратительным человеком! А, может, добавило смелости еще и то, что появление в ее жизни Ольшевского подарило некое ощущение опоры, иного варианта… Что и позволило характеру проявиться, а ведь сколько месяцев терпела, буквально хирея в душе.

— Чем загрузилась, малышка? — вопрос, заданный веселым, чуть покровительственным тоном, заставил ее встрепенуться и удивленно посмотреть на Сашу.

А взгляд Ольшевского, вопреки легкому голосу, был внимательным и очень пристальным.

— Ничем, дремлю, — натянула улыбку на губы, про себя недоумевая, как Саша ее настроение и задумчивость уловил, ничем же не выдала вроде?

— Претензии какие-то? Не угодил чем-то? Ты давай, говори, если что, потому что чем-чем, а умением угадывать мысли меня судьба обделила, — Ольшевский ей подмигнул. — А исправиться я завсегда готов!

Лукавит! Вот же хитрит напропалую!

А сейчас он ее мысли разве не угадывал? Но Катя даже не насторожилась, почему-то. Доверяла этому мужчине на неком базовом уровне, на инстинктах, сформировавшихся слишком давно.

— Наоборот, Саша, все было так ошеломительно, что я до сих пор прийти в себя не могу, руки и ноги дрожат, — призналась, ощущая, как снова краснеет.

Господи! Ну почему она вечно при нем краской заливается? И это после того, что делать с собой позволяла? Что сама вытворяла…

На его лице появилась чертовски довольная ухмылка, на секунду оторвавшись от ее рассматривания, Ольшевский куда-то завернул, остановившись перед воротами в паркинг огромного жилого комплекса. Достал из бардачка карту пропуска, приложил к терминалу и въехал внутрь, когда ворота раскрылись.