Хотя союзники, в первую очередь американцы и англичане, доставили определенное количество хлеба и других продуктов, большинство городского населения сидело на полуголодном пайке. На заседании ВУСО 27 августа Дедусенко с тревогой говорил, что «наличие продовольствия в Архангельске хватит лишь на 11/2–2 недели»[168]. Единственной положительной информацией было сообщение Чайковского том, что британское командование берет на себя продовольственное обеспечение российских солдат. Все авторы воспоминаний подчеркивали, что снабжение войск на Севере было поставлено англичанами великолепно и русские солдаты получали такой же паек, как и солдаты союзных армий.

Продовольственное снабжение Северной области наладили союзники. Правительство никакой роли не сыграло в решении этого вопроса. Даже постановление об отмене любых запретов на вывоз из уездов продовольствия не соблюдалось и неоднократно повторялось в дальнейшем. Другой вопрос, могло ли оно что-либо сделать в существовавших условиях. Даже за поставку продуктов из-за границы нечем было платить. 27 октября Чайковский докладывал на заседании правительства о том, что из уплаченных союзникам денег за продовольствие треть была выплачена США. Посол Соединенных Штатов уведомил Чайковского, что эти деньги американцы готовы «предоставить Временному Правительству для оплаты текущих расходов ввиду острой нужды Правительства в денежных знаках»[169].

Но из всей массы проблем, возникающих каждый день перед ВУСО, самой трудной была отношения с союзниками. Правительство оказалось в тяжелейших условиях. Хотя союзники высадили в Архангельске первоначально 1400 солдат, это были реальные силы, воевавшие на фронте и с каждым днем увеличивавшиеся за счет прибытия все новых подкреплений. Снабжение Северной области продовольствием лежало на союзниках. Они осуществляли командование всеми вооруженными силами, в том числе и русскими. В таких условиях отстоять права русского гражданского управления на самостоятельное ведение дел было крайне тяжело. Обстановку еще более осложняло то, что русских раздражал взгляд англичан на местных жителей как на представителей диких племен в африканских колониях, и, даже понимая, что только с помощью союзников можно разбить большевиков и воссоздать Россию, они часто не могли сдержать ненависти к своим надменным освободителям. Марушевский, тесно сотрудничавший со сменившим Пуля генералом У. Э. Айронсайдом, писал после долгих месяцев совместной работы: «Я отдаю себе ясный отчет, что в недоразумениях были ответственны обе стороны, но все же я должен сказать, что англичане держали себя на Севере так, как будто они находились в завоеванной, а вовсе не в дружественной стране»[170]. Он расценивал пребывание британской армии в России как оккупацию. Марушевский описывает отношения с англичанами при буржуазном ВПСО, но отношение Пуля к социалистическому ВУСО было значительно хуже.

Конфликты между русскими гражданскими властями и союзным командованием начались сразу после высадки союзников в Архангельске. Пуль решил строить отношения с русскими властями на языке приказов. 4 августа Чайковский навестил Пуля и предложил заключить официальное соглашение между ВУСО и союзным командованием, но Пуль, считая, что соглашение с Мурманским советом сильно ограничило его действия, в категорической форме отказал. Несмотря на это и надеясь, что с прибытием союзных послов в Архангельск отношения удастся наладить, 5 августа ВУСО приняло постановление о том, что на требование Пуля о взаимоотношении русского и союзного командования можно будет дать ответ: «…только после заключения основного письменного договора между Верховным Управлением Северной Области и представителями правительств Великобритании, Североамериканских Соединенных Штатов и Франции»[171].

Презрение Пуля к русским было настолько сильным, что конфликты у него возникали даже с Чаплиным, восторженно относившимся к англичанам. Острый конфликт между ними произошел 3 августа на заседании союзного командования, куда был приглашен Чаплин. Вопрос шел о принципе построения русской армии. Чаплин писал об этом: «…генерал Пуль заявил, что, по его мнению, русское офицерство за время революции настолько разложилось, что он считает необходимым всех русских офицеров без исключения пропускать через специальные английские школы, как для перевоспитания, так и для обучения. Мне пришлось выдержать целую бурю и пригрозить отставкой, после чего только союзное командование согласилось на компромисс. Было решено одновременно с формированием мною русских частей приступить к формированию Славяно-британского легиона»[172]. Пуль предложил ВУСО свой план формирования русской армии: «…путь полного и безусловного предоставления русского запаса живой силы в распоряжение союзного командования, которое снарядит эти части, вооружит, обучит при помощи своих инструкторов и только после прохождения сформированными отрядами известного служебного и боевого стажа в составе союзных частей предоставит их русскому командованию для образования самостоятельной русской армии»[173].

В дальнейшем напряженность в отношениях только возрастала. Напрасно Чайковский в составленной им записке «Условия, при которых Верховное Управление может быть полезно союзному делу» пытался доказать, что поддержка легитимной русской гражданской власти и невмешательство во внутренние дела России в их собственных интересах: «Прочный порядок основывается на двух факторах – силе и легальном праве»[174]. А ВУСО, с точки зрения Чайковского, воплощало легальное право, освященное преемственностью и народным избранием. Никто, даже союзники не имеют права поколебать законные основы порядка в России. Но Пуль не считался с ВУСО даже в минимальной степени. Он издавал постановления, отменяющие решения ВУСО по различным вопросам, запрещал разрешенные ВУСО собрания и митинги. Правительство становилось безвластным придатком союзных властей. 6 августа на заседании ВУСО Чайковский говорил: «…создается щекотливое положение, так как союзники меняют свою позицию. С их стороны наблюдается тенденция рассматривать Верховное Управление исключительно как власть хозяйственную, муниципальную; политической власти Верховного Управления они как будто не признают»[175].

Бурю возмущения вызвало решение Пуля о назначении французского полковника Донопа военным губернатором Архангельска. На заседании ВУСО: «Постановили: сообщить генералу Пулю 1) – что назначение произведено им без соглашения с Верховным Управлением 2) – что по русским законам военный губернатор является носителем не только военной, но и гражданской власти 3) – что при всем желании идти навстречу союзному командованию, Верховное Управление лишено возможности отдания просимых распоряжений, впредь до получения разъяснений генерала Пуля по поводу указанного назначения»[176]. Чайковский, с его представлениями о престиже русской государственной власти и о своей роли в возрождении русского государства, явно начал терять терпение. Некоторые надежды он связывал с прибытием в Архангельск из Кандалакши союзных послов. Он соглашался с предложениями генерала Звегинцева о необходимости получить «словесные заверения послов» в том, что они будут вступать в любые отношения с местным населением только через ВУСО и все распоряжения представителей союзных властей к населению будут отдаваться через ВУСО. Чайковский предупреждал членов правительства: «…в случае отказа от такого заявления и продолжения политики как бы игнорирования власти Верховного Управления останется один исход – оставить Архангельск, объявить опыт создать государственную власть, хотя бы в областном масштабе, неудавшимся и сделать попытку опереться на население в другом месте, на Урале, в Сибири и там пытаться создать общегосударственную власть»[177]. Прибытие дипломатов в Архангельск не оправдало надежды Чайковского. Нуланс, несмотря на его подозрительное отношение к англичанам, был очарован Пулем. Он писал: «Генерал Пуль сумел, благодаря своему здравому смыслу, рассеять наши предубеждения по поводу военных. Не успели мы высадиться, как он посвятил посла США и меня в курс событий, попросив нас принять соответствующие меры». То, что больше всего было неприемлемо для Чайковского, привело Нуланса в полный восторг: «Из чувства товарищества, он назначил генерал-губернатором Архангельска полковника Донопа. Французское посольство и французские офицеры оценили это как свидетельство доверия и симпатии»[178].