– Дай мне пару минут на то, чтобы взбаламутить воду.

Папа Гилберта взял лежащую рядом палочку и принялся выписывать ею круги на стоячей воде. На поверхности тотчас замелькали какие-то картинки, но они сменялись слишком быстро, так что Элдвин ничего не понял. Потом ему попалась на глаза картина, задержавшаяся дольше прочих: Джек, Марианна и Далтон стояли прикованными у той же стены, что и в видении Гилберта, только на этот раз напротив них стояла королева Лоранелла. Она метала в Джека молнии, срывавшиеся с кончиков ее пальцев, но, соприкоснувшись с защитным полем, молнии шипели и угасали. А потом образ исчез так же стремительно, как появился, сменившись другими картинками. Элдвин почувствовал в горле ком – как комок шерсти, только больше. Джеку грозит опасность, а он ничего не может сделать!

Папа Гилберта продолжал пристально вглядываться в пруд. Мелькающие образы отражались у него в глазах. Из воды послышался хор голосов – слова смешивались и переплетались. Потом поверхность воды снова сделалась неподвижна: видение окончилось.

– Их держат в темнице Погребенного Дворца, – проговорил папа Гилберта властным и невыразительным тоном.

– Ой, спасибо вам большое! – пискнула Скайлар. – Даже не знаю, как мы сможем вас отблагодарить!

– Однако на пути стоит страж, – продолжал старый лягух. – Путь в подземелье стережет семиглавая Мукретская гидра. Если хотите пройти внутрь живыми и невредимыми, вам придется усыпить эту тварь специальным порошком, который умеет изготовлять только Горный Алхимик.

Элдвин украдкой покосился на Скайлар и Гилберта. Гилберт напуган словами отца – это понятно и совсем не удивительно. Но и Скайлар смотрит в пустоту таким же встревоженным взглядом. Похоже, подвиг и впрямь предстоит нешуточный. Спасение верных сейчас казалось более непосильным делом, чем когда бы то ни было…

– Все, ступайте, – сказал папа Гилберта. – Больше вода мне ничего открыть не хочет. Чем все кончится – зависит только от вас троих.

И с этими словами старый лягух повернулся к троице спиной и снова погрузился в медитацию, даже не попрощавшись с Гилбертом. Элдвин видел, что Гилберт обиделся, но сейчас был не самый подходящий момент, чтобы мирить отца с сыном.

И вот Элдвин, Скайлар и Гилберт оставили Бочаг и пошли назад через деревню.

– Я понимаю, как тебе было тяжело, – вздохнула Скайлар, – но это было необходимо!

Элдвин хлопнул товарища по спине:

– Молодчина, Гилберт!

Лягух слегка повеселел, однако после холодного приема отца все равно выглядел каким-то поникшим.

Гилберт не мог уйти, не попрощавшись с мамой. Он нашел ее в гамаке из листьев: она держала в лапках головастика и нашептывала ему на мелодию колыбельной:

– Мам! – тихо позвал Гилберт, стараясь не потревожить малыша. – Мне пора.

– Помнишь, как я тебе это пела? – спросила лягушка, словно не замечая, что сын спешит. – Ты, бывало, так и засыпал у меня на руках, даже когда совсем вырос!

– Ой, ну, мам, давай не сейчас! – Гилберт явственно смутился.

– По-моему, нам певчие птицы пели ту же песню в питомнике, – вспомнила вдруг Скайлар. – Ну конечно, когда я была еще маленькая!

– Я тут тебе припасов на дорогу собрала, – сказала мама Гилберта, протягивая сыну сумку, сделанную из цветочного бутона. Заглянув в сумку, Гилберт увидел, что она набита комарами и червячками. Потом мама обернулась к Скайлар и Элдвину. – Вы уж за ним приглядывайте! И смотрите, чтобы он ноги мыл два раза в день…

– Все, мы пошли! – перебил Гилберт. – Мам, я тебя люблю!

Он обнял мать, закинул на плечи травяные лямки, приделанные к сумке-бутону, и трое фамильяров отправились в путь. У лужи, где они оставили бревно, на котором приплыли, ждал Филип.

– Ну пока, Гилберт! – крикнул младший брат, более крупный и сильный. – Мы будем следить за вами в воде!

Филип перебросил лист через лужу и галантным жестом предложил Элдвину взойти на бревно.

– Кошечки вперед! – улыбнулся лягух.

– Я не кошечка, я котик! – возмутился Элдвин. – Где у вас глаза, лягушки?

И тут кот насторожил уши. По воде шлепали чьи-то ноги, и это не были легкие ноги лягушек.

Впереди, под кипарисовой аркой – там было воды по колено, – бежали вброд полдюжины королевских солдат. Возглавлял их тот самый солдат с секирой, которого фамильяры знали как нельзя лучше. Его опаленную молнией шевелюру ни с чем не спутаешь.

– Как же они нас нашли-то?! – в ужасе воскликнул Гилберт.

Ответ стал ясен сразу же: Элдвин заметил глаз-шпион, летящий рядом с одним из стражников. Крылатый глаз пялился прямо на фамильяров!

– Именем королевы! – рявкнул полулысый солдат. – Всем стоять!

Стражники обнажили клинки и приготовились захватить фамильяров силой.

И тут со всех деревьев дождем посыпались лягушки.

Сотни Гилбертовых братьев и сестер, родных, двоюродных и троюродных, прыгали с веток, размахивая острыми бамбуковыми копьями и метательными орудиями из двух камней, соединенных лианами. Не успели солдаты сообразить, что происходит, как их атаковали сразу со всех сторон.

– Вперед, врукопашную! – скомандовал Филип. Он вскочил на соседнюю ветку и теперь болтался на ней вниз головой.

Древесные лягушки, хоть и крохотные, оказались грозными воинами: ловкими, прыгучими и на удивление меткими. Элдвин сразу понял, что это сражение спланировано заранее и без ясновидения тут не обошлось.

Филип спрыгнул на землю и выквакнул новый приказ:

– Все в атаку!

В мгновение ока двое солдат рухнули ничком в воду. Первая волна лягушек сорвала с них шлемы, а следом из крохотных пращей солдатам на головы грянула туча камешков, и те тут же лишились чувств.

– Бежим! – заорал Гилберт Элдвину со Скайлар. – Они прикроют!

Элдвин со Скайлар бросились было к бревну, однако к ним устремился солдат с секирой. Он уже почти настиг фамильяров, и было ясно, что добежать они не успеют. Солдат их опережал.

– Элдвин, ну сделай же что-нибудь! – крикнула Скайлар. – Используй свой телекинез!

Элдвин не знал, что ответить. С каждым часом признаться Скайлар и Гилберту, что он самый обыкновенный кот, становилось все труднее – особенно в такие минуты, когда товарищи на него рассчитывали.