В начале фатальной зимы 1941/42 гг. наше трудовое подразделение перебросили на остров Рюген. У самого берега Балтийского моря вмерз в лед крупный морской транспорт со строительными материалами на борту.

По прочному, но страшно бугристому ледяному покрову к судну проложили узкоколейку. Кирпичи с борта мы разгружали с помощью думпкара, а потом при температуре минус 25–30 градусов и на ледяном ветру отправляли их на сушу. Потом эти работы все же прекратили, потому что кое-кто из наших, несмотря на защитные средства, заработал легкое обморожение ушей. До побережья Швеции вполне можно было дойти и пешком.

Я с ужасом воспринимал известия о морозах в далекой России и их последствиях для наших войск. Тогда я еще не подозревал, что и мне выпадет пережить не одну зиму на Восточном фронте.

К середине марта 1942 года лед на Балтийском море стал таять. Весь личный состав ИТП был задействован в работе по перетаскиванию канатами нескольких рыбацких лодок с суши на лед. При этом лед довольно подозрительно потрескивал под ногами, но не проламывался. Рыбаки Рюгена готовились вновь выйти в море на лодках. К концу мая 1942 года поступило распоряжение выдать гражданскую одежду и отпустить домой. У меня запечатлелись в памяти дни тяжелой работы и духа искреннего товарищества.

Глава 2. Призыв в вермахт

После отпуска я 1 января 1942 года был призван в 58-й пехотный полк в Оснабрюк-Хасте. Мне надлежало явиться в 4-й батальон 58-й запасной пулеметной роты. Ничего хорошего от этого ожидать не приходилось! Началась тяжкая, изнурительная военная подготовка к предстоящим боевым действиям в России. Я был обычным рядовым солдатом, стрелком-пехотинцем, новобранцем. Служба начиналась в 5 утра со свистка дежурного унтер-офицера. Все происходило очень быстро — сначала команда: «Достать кофейники!» После короткого завтрака, состоявшего из солдатского хлеба с искусственным медом, снаружи раздавалось: «Стройся!» Строиться полагалось, конечно же, в соответствии с условиями марша, то есть в стальных касках с карабинами и тяжелым крупнокалиберным пулеметом SMG 34, полностью укомплектованным. В продолжительных маршах с оружием и ящиками с боеприпасами мы прочесывали тренировочную местность далеко за городом.

Послеобеденное время отводилось теоретическим занятиям: стрелковому делу, тактической подготовке. На казарменный стол водружали тяжеленный пулемет, потом разбирали его. Нужно было в асбестовых перчатках за считаные секунды заменить замок и ствол. Потом соединить пулеметные ленты и уложить их в ящики с боеприпасами. Мы учились и устранять любые возможные отказы оружия. Осваивали и оптический прицел, установленный поверх ствола.

Затем наступало время вещевой службы, а после кто желал, мог получить увольнительную до 22 часов. По вечерам я в свободное время рисовал. Тогда еще убежденный в нашей окончательной победе, я делал наброски проектов памятников павшим на фронтах. Таким образом я упражнялся ради своей будущей профессии.

Меня, молодого человека, в то время угнетало, что мне самому в скором будущем придется убивать людей или даже погибнуть самому, что отнюдь не исключалось. Потребовалось время, и немало, чтобы свыкнуться с этим. Впрочем, иного выхода не было. Подаваемый нам как особо опасный враг международный большевизм представлял угрозу для дорогой нашему сердцу Германии, посему подлежал уничтожению.

В целом, я чувствовал себя вполне готовым к предстоящим боевым действиям. К увесистым, кованым сапожищам я успел привыкнуть еще в период отбывания имперской трудовой повинности. Хотя искусству правильно намотать портянку предстояло еще учиться и учиться — нередко кое-как намотанная портянка натирала ноги до волдырей. Потом приходилось их прокалывать иголкой и выдавливать скопившуюся внутри жидкость. Ядреный запах мужского пота и кожаных ремней был повседневным в жизни пехотинцев; иногда к нему примешивалась вонь пищеварительных газов. Тогда инструкторы во всю глотку орали: «От кого так несет?» Никакого ответа, все молча маршировали дальше.

Период подготовки постепенно подходил к концу, когда вдруг произошло нечто совершенно неожиданное. В нашем казарменном блоке началась эпидемия дифтерита и скарлатины. Весь блок посадили в карантин. Ни выйти, ни войти. Пищу нам подвозили к входу в блок, откуда мы ее и забирали. Не разрешалось даже покидать кубрики — даже занятия проходили там. Впрочем, все занятия сводились к дальнейшему изучению пулемета — собрать, разобрать, снова собрать. Тошнило всех уже от этих бесконечных разбираний и собираний. В конце концов мы освоили умение разбирать и собирать оружие даже с завязанными глазами.

В период учебы весной 1942 года я еще сохранял веру в нашу конечную победу. По вечерам в свободное от службы время я набросал эскиз мемориала павшим на Крите десантникам. Лист бумаги и карандаш всегда были при мне

Полностью подготовленные подразделения, включенные в состав 6-й армии, стали отправлять на юг России. Впоследствии мне стало ясно, что я все-таки сумел избежать трагической участи моих товарищей, нашедших смерть в Сталинграде.

Когда две недели спустя карантин сняли, мы стали готовиться к первому отбытию в Россию. Тут нас погоняли на славу, заставив совершать марш-броски с полной выкладкой. В день «х» мы маршем проследовали на железнодорожную товарную станцию Оснабрюк в сопровождении полкового оркестра. Стоявшие по обочинам дороги люди махали нам белыми платочками, их было очень много. На вокзале полковой оркестр исполнил прощальный марш. Я тогда еще подумал, кому же из нас, молодых людей, суждено вновь увидеть родину. На товарной станции стояли выложенные соломой и готовые к отъезду вагоны для транспортировки свежего пушечного мяса в Россию.

Глава 3. Впервые в России 12.07.1942 г.

Мы проехали всю Восточную Пруссию, потом через страны Балтии, направляясь на север России по преимущественно одноколейным железнодорожным веткам к озеру Ильмень. Немецким саперам-железнодорожникам пришлось попыхтеть, чтобы перешить русскую широкую колею на более узкую европейскую. Дорога тянулась, главным образом, через унылую равнинную местность. Из-за нападений партизан вермахт превратил отдельные перегоны в небольшие бастионы. По обеим сторонам пути виднелись опрокинутые, полусгоревшие вагоны эшелонов войскового подвоза. Активность партизан на железной дороге создавала серьезные проблемы для бесперебойного войскового подвоза снабжения северного участка Восточного фронта. После пятидневной поездки мы наконец добрались до лагеря учебного полевого батальона 126-й пехотной дивизии, расположенного у местечка Городцы неподалеку от озера Ильмень. На огромном сыром лугу у Городцов мы возвели палаточный лагерь из расчета по 4 человека на палатку. Каждая палатка была заглублена с помощью саперных лопат на 30 см в землю, а из вынутого грунта мы соорудили нечто вроде вала для защиты от осколков. Спали мы на соломе или сене, накрываясь шерстяными одеялами.

Ежедневно нас гоняли до упада, заставляя действовать в условиях, приближенных к фронтовым. Однажды мы изучали приемы переправы через водную преграду.