Миша добрался до села Кересть, где размещалась редакция «Отваги», быстро освоился и приступил к работе. На старой, неудобной пишущей машинке стучал заметки о ратных подвигах советских бойцов и командиров, о солдатских буднях, наполненных простым героизмом, о непримиримой борьбе с гитлеровскими захватчиками. Но это было все не то – такие материалы он мог строчить и у себя в редакции, не выезжая на фронт. Хотелось чего-то большего – необычного, интересного, редкого…

И тут он случайно услышал о старшем сержанте Мешкове. И понял – вот оно, то, что надо. Почуял, что называется, шестым чувством – из этого может получиться отличный очерк!

И загорелся идеей написать солидный (на полосу точно!) материал о храбром, смекалистом русском парне, оставившем проклятых гитлеровцев (причем сразу несколько рот!) без обеда и вообще без полевой кухни…

«Если очерк выйдет, – думал Михаил, – то его, несомненно, возьмут и в «Отвагу», и в нашу фронтовую «На страже Родины». Там такое любят – живой материал, героический, но в то же время – человеческий, душевный. Надо показать Ивана (имя, кстати, хорошее, символичное!) как обычного деревенского парня, доброго, мирного, но способного в трудный момент стать солдатом и совершить подвиг во имя Родины. И даже, если надо, отдать свою жизнь за нее… Совсем как в песне: «Когда страна прикажет быть героем, у нас героем должен стать любой…»

«А если очерк понравится в политотделе фронта, – размышлял он далее, – то его могут взять в «Ленинградскую правду» и даже в «Красную звезду». Почему нет? Материалы с передовой в редакциях ценят, тем более правдивые, искренние, сделанные проникновенно, с душой. Тогда его отметят и даже, если повезет, пригласят в штат…»

Вот это будет настоящая удача! Центральная пресса – это вам не армейская и даже не фронтовая газета, совсем другой уровень. И славы не в пример больше, да и денег тоже. Не говоря уже о карьерном росте… Одно дело – бегать самому по полям и лесам, трястись в полуторках, мерзнуть в холодной фронтовой редакции, и совсем другое – сидеть в теплом кабинете и раздавать задания другим корреспондентам. Как говорится, разница большая… Но, чтобы тебя заметили, выделили, надо написать что-то по-настоящему выдающееся. Чтобы сказали «ах!» – и мурашки по коже. Или, что еще лучше, слезы из глаз…

Вот Илья Эренбург умеет сочинять, его очерки читают буквально все, во всех землянках, штабах и кабинетах… Говорят, даже сам товарищ Сталин с большим одобрением относится к его творчеству, цитирует хлесткие, острые, пронизанные яростью строчки… Жаль только, что у него самого так пока не получается. Но ничего, научится, талантом не обделен, это точно. Или хотя бы способностями…

Собственно говоря, из-за них, из-за литературных способностей, Миша и поступил в пединститут на русский язык и литературу. Чтобы быть ближе к тому, чему решил посвятить всю свою жизнь – литературе, писательскому делу. Школьные друзья его отговаривали: куда ты, Мишка? Там же, в этом педагогическом, одни девчата учатся, на училок! Разве это профессия для настоящего парня? Если поступать – так в летчики! Вот это правильное дело! «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор…» Можно еще в танковое или артиллерийское училище, тоже ничего. Даже в пехотное, на крайний случай… Но не в пединститут же!

У Миши были неплохие оценки по математике, кроме того, он играл за школьную футбольную команду, занимался легкой атлетикой, не раз побеждал на соревнованиях. И еще был комсомольцем-активистом. Так чего думать – прямая дорога в военное училище!

Родители и родственники тоже не одобряли выбора Михаила. Конечно, у нас все профессии важны, тем более педагога, однако… Молодой человек с такими способностями и таким аттестатом мог бы найти себе занятие и лучше. Например, стать стоматологом, как папа, или гинекологом, как мама. На худой конец – педиатром, тоже весьма уважаемая специальность. Но стоять у школьной доски и воспитывать каких-то оболтусов…

Но Михаил проявил твердость и поступил именно в педагогический институт. В группе, как он и ожидал, оказалось всего три парня, зато – двадцать пять девчонок. Но он был только рад этому – всегда испытывал некоторую робость перед представительницами противоположного пола, знакомился с девицами с большим трудом. А тут – сами вокруг вьются, оказывают знаки внимания… Есть из чего (точнее – из кого) выбрать.

Правда, у Миши не всегда получалось завязать знакомства с теми, кто ему нравился. Что поделать, внешне был весьма неказист – черняв, с большим носом и сильно оттопыренными ушами. Не урод, конечно, но и не красавец. Миша же любил высоких, статных, фигуристых блондинок, но те, как на грех, его почти не замечали. А девушки, которые, в принципе, были не против с ним встречаться, не привлекали уже его самого – они тоже, как правило, были чернявы и неказисты. Хотя и умны, сплошь отличницы и активистки.

Однако Миша ценил в женщинах не ум и активность, а пышность форм и округлость бедер. И правда: он и сам умный, а жена должна быть грудастой и фигуристой. Такой, чтобы все завидовали…

Миша успешно окончил институт и уже ждал распределения, когда началась война. Его, как и всех, призвали в армию. Благодаря высшему образованию и отличной комсомольской характеристике его направили на курсы младших лейтенантов, а затем, учитывая литературные способности (курсант Кофман часто писал статьи в армейскую многотиражку) определили в редакцию главной газеты Ленинградского фронта «На страже Родины».

И там его способности раскрылись в полной мере. Миша Кофман быстро научился писать бойкие, хлесткие статьи, которые нравились армейскому начальству. Его хвалили и в политуправлении – за яркость материалов и живость языка. Миша повзрослел, возмужал, расправил плечи и стал настоящим мужчиной. Хотя по-прежнему был на лицо некрасив. Но зато теперь мог ухаживать за самыми симпатичными девушками – армейская форма делала его почти привлекательным. И Мише очень хотелось завести роман с какой-нибудь пышногрудой красавицей…

Однако еще больше хотелось попасть в центральную газету, где мог рассчитывать на хорошую должность. Однако для этого следовало чем-то отличиться. Армейских корреспондентов много, а мест в редакционном коллективе – мало…

* * *

Но разговор с Иваном у Михаила как-то сразу не заладился. Мешкову очень не понравился суетливый, вертлявый младший лейтенант, который постоянно его перебивал и требовал каких-то особых подробностей. «Это же настоящий подвиг, – убеждал он Ивана, – и вы просто обязаны рассказать мне о нем!»

Иван на это недоуменно пожимал плечами: о чем, собственно, рассказывать, что он такого особого совершил? Немецкого майора захватили разведчики, он к этому отношения не имеет… Конечно, помог, прикрыл во время боя… Ну, это обычное дело – своих выручать. А как же иначе? Сегодня я – тебя, а завтра – ты меня… Что же касается кухни с кашей – то да, взяли, но это тоже в основном заслуга разведчиков. Он только мысль подал…

Миша Кофман был сильно огорчен – опять не повезло! Такой материал намечался, а этот глупый деревенский парень не может ничего рассказать, приходится чуть ли не клещами из него вытягивать…