другой идеологии, народ как с цепи сорвался. Пытаясь наверстать упущенное, сбитые с толку и дезориентированные обыватели, как это и прежде случалось в кризисные годы, нередко ударялись в дебри махрового шарлатанства от оккультизма. Самозваных колдунов и ворожей, которым хотелось подбить третий глаз, развелось столько, что реклама их услуг прокралась даже в серьезные издания вроде газеты, где работал Михаил.

— У меня дед умел лечить наложением рук, — после паузы признался Артем Соколов, глядя куда-то на покрытые вечерним туманом громады гор, похожих на Кавказ, но неуловимо других. — Кровь затворял, лихорадку снимал. Обращался почему-то к какому-то Финисту, говорил, что мы от него род ведем.

Михаил улыбнулся, думая о том, как бы убедить лейтенанта, чья удачливость вошла в поговорку, развить семейный дар, связанный с редкой сейчас в человеческом мире магией вещих птиц Ирия. Похожее ведовство ощущалось и в старшей дочери Царевых Маше, единственной в семье.

— А я вот недавно у одного шамана интервью на севере брал. Только не знаю, настоящий он или нет, — решил поддержать тему Роман Коржин, который после одного из обстрелов тоже уверовал в способности Михаила и на его дудочку смотрел с благоговением.

— А как зовут того шамана? — заинтересовался Берген Хотоев, который еще во время первой командировки обещал навести справки, но так и не смог вспомнить имя целителя из тундры, поставившего на ноги его отца.

— Дайте подумать, — нахмурился Коржин. Помню, что имя там было то ли Тархан, до ли Дастархан…

— Дархан? — подался вперед Берген.

— Правильно, — оживился Коржин. — Дархан Кудаев.

— Это он и есть, — с немного виноватым видом повернулся к Михаилу Берген.

— Главное, общими усилиями вспомнили, — подытожил Артем Соколов.

Михаил навел справки. Старого Дархана Кудаева соплеменники действительно почитали как могущественного ойууна, и он мало кому отказывал в помощи.

— Кочевья тундры, конечно, не ближний свет, — деловито рассуждал при жизни никогда не покидавший пределов родной деревни дед Овтай. — Но я-то уже хотел тебя в Бразилию отправить. Туда, так и не доучившись, вместе с белогвардейцами подался мой последний ученик Тумай. Там живет и практикует его внук.

Михаил не первый раз слышал этот разговор о Бразилии, но какое-то странное предчувствие его все время останавливало. К тому же он знал, что по деньгам их семейный бюджет не потянул бы даже авиаперелет. Все-таки, в отличие от многочисленных шарлатанов, Михаил не заколачивал бабки приворотом, наведением порчи и прочисткой разных чакр. А так как португальский он не учил, на командировку рассчитывать тоже не приходилось. Ему и поездку в тундру пришлось буквально выбивать.

— У нас не этнографический альманах и не вестник Географического общества, — пробурчал начальник отдела, едва Михаил озвучил идею подготовить сюжет о жизни коренных народов Севера и Сибирии.

С главным редактором он все-таки решил посоветоваться и неожиданно получил добро. Оказывается, спонсоры их издания давно хотели увидеть репортаж о том, как Углеродный гигант борется за сохранность природы Арктики и помогает оленеводам, в то время как другие олигархи их только спаивают и пытаются согнать с исконных земель.

Конечно, Михаил не обольщался по поводу олигархов, но к крупнейшему предприятию, тащившему на себе почти весь бюджет края, относился в целом положительно. Он пообещал все написать, как просили заказчики, и отправился готовиться к командировке. Но тут возникло еще одно непредвиденное обстоятельство. Вера непременно хотела поехать вместе с ним. Она как раз взяла отпуск и даже договорилась с дедушками и бабушками, чтобы они по очереди сидели с Левушкой.

— Я всю жизнь мечтала увидеть тундру летом, — умильно глядя на мужа, ластилась она. — Да и стойбище оленеводов — просто потрясающая натура.

Поначалу Михаил хотя и удивился, но ничего не заподозрил.

— Я согласен, что виды там и вправду роскошные, — кивнул он, прикидывая, хватит ли пленки. — Но условий никаких. Все удобства в тундре!

— Можно подумать, у нас в деревне такие уж условия, — милой пушистой кошечкой фыркнула Вера.

Михаил пытался привести еще какие-то аргументы, но жена проявила настойчивость, продолжив уговоры ночью, и он не устоял.

— Ну можешь же ты мне сделать подарок на годовщину свадьбы, — привела Вера последний аргумент, отправляя мужа за вторым билетом. — А на обратном пути заедем к Мудрицким.

Михаил, который собирался войти в лифт, едва не уронил в шахту бумажник, вовремя успев отдернуть руку и в недоумении глядя на жену.

— Ну ты же не думал, что я отпущу тебя одного, — мягко, но решительно обняла его Вера.

— На Кавказ и Балканы как-то отпускала.

— Это другое, — проговорила она проникновенно. — Я ведь знаю, зачем ты едешь в тундру, и чувствую, что должна находиться с тобой рядом!

В столице региона они пробыли недолго, только для того, чтобы осветить мероприятия, посвященные празднику летнего солнцестояния Ысыаху * и послушать известных сказителей-олонхосутов. * От города до месторождения, где Михаил взял интервью у главного инженера и пообщался с рабочими, они добрались на вертолете, а дальше пересели на вездеход.

Вера держалась молодцом, и, хотя в пути ее укачало, жаловаться и отступать не собиралась. Она продолжала вести себя так, будто это туристическая поездка, и с восхищением смотрела по сторонам, вздыхая лишь о том, что на ходу не может делать зарисовки. Михаил, где получалось, снимал на фотоаппарат, но Вера гордо утверждала, что настоящие художники рисуют только с натуры.

Освещенный рассеянными лучами чуть проглядывающего среди облаков прохладного солнца пейзаж и в самом деле завораживал той неброской хрупкой красотой, которая пленяет в Средней полосе, только более суровой. Им повезло увидеть Север в цвету. Источающие древнюю магию вересковые пустоши оттеняли белесоватые заросли похожего на коралловые рифы ягеля и древних мхов. Белые цветы морошки и розовые соцветия княженики рассыпались по сопкам и болотистым низинам среди травы и карликовых берез. Возле камней, где преобладали кладонии, природа неуловимо напоминала склоны Ай-Петри или высокогорье Кавказа.

В траве и среди мхов копошилась непуганая живность: шныряли пестрые лемминги, на кочках караулили любопытные евражки. Попадались снежные бараны и зайцы-беляки. Ближе к стойбищу дорогу пару раз пересекли сменившие шубку на голубовато-серую осторожные песцы. Впрочем, мирно пасущихся среди ягеля и хилой травы низкорослых северных оленей и даже недавно появившихся телят небольшие хищники не трогали. В основном рыскали возле человеческого жилья, с вожделением поглядывая в сторону развешанной на шестах вяленой оленины.

Здешнее кочевье при всей его архаичности производило впечатление благополучия. В последние годы, когда массово начали закрываться промышленные гиганты и предприятия сферы услуг, многие жители Крайнего Севера, оставив построенные для них Советской властью поселки, вернулись к традиционному кочевому скотоводству. Что поделать, даже в