ОТЧАЯНИЕ И ВОЗМОЖНОСТИ

Для большинства крестьян жизнь была очень тяжела — если случался неурожай, они голодали. В экологическом отношении Япония периода Эдо была закрытой системой. Хотя излишки риса могли быть привезены прибрежными судами для продажи из одного конца страны в другой (т. е. от Ниигаты до Осаки), возможности в плохой год импортировать продовольствие в большом количестве не было. Иногда жестокой необходимостью было убийство рождавшихся девочек, метафорически сравнивавшееся с прополкой посадок риса (мавши). В результате систематических неурожаев в 1732-1733, 1783-1787 и 1833— 1836 годах случались голодоморы, сопровождавшиеся бунтами и восстаниями. Но эти социальные взрывы ни в коей мере не могут считаться попытками революций.

Тем не менее экономическая экспансия в период Эдо предлагала и возможности для предпринимательства. Деревни вблизи крупных городов могли процветать благодаря поставкам продовольствия и необходимого сырья вроде хлопка и шелка, и некоторые крестьянские хозяйства, без сомнения, жили довольно хорошо. Возможности социального продвижения прекрасно иллюстрирует карьера Ниномия Сонтоку (1787-1856). Осиротевший в детстве после катастрофического наводнения, он сумел к двадцати четырем годам благодаря упорному труду восстановить благосостояние своего крестьянского дома. Энергия и инициатива Сонтоку привлекли внимание клана Одавара, который послал его заниматься сельским хозяйством в своих владениях, выполнять различные инженерные проекты и вводить в обработку новые земли. Он сделал это, посетив примерно 600 деревушек и беспрестанно восхваляя усердие и бережливость. Кроме того, он потребовал, чтобы хозяева выделяли себе фиксированную часть доходов, а излишек инвестировали в те проекты, которые были выгодны обрабатывавшим землю. В конечном счете его взяли к себе Токугава, а после смерти его философию распространило Хотокуса — общество, специально созданное для этих целей. В период милитаризма 1930-х годов пример и доктрина Сонтоку восхвалялись как по-прежнему имеющие ценность. Хотя данная ассоциация несколько очернила его память для послевоенного поколения, японцы все еще почитают Сонтоку как человека, не боявшегося споров и самоотверженно ставившего общий интерес превыше собственного.

В определенном отношении, однако, крестьяне находились в лучшем положении по сравнению со своими угнетателями. Браки самураев всегда устраивались по расчету, крестьяне же — с родительского одобрения — могли вступать в брак с кем угодно. Это говорит о том, что брак во всех классах рассматривался больше как союз семей, нежели как союз двух людей. Женщина, которая не могла родить детей, подлежала изгнанию. В некоторых районах браки не регистрировались официально до четырех месяцев беременности. А если новая жена не могла поладить со свекровью, то ее обычно отсылали домой, независимо от того, что думал по этому поводу ее муж.

РЕМЕСЛЕННИКИ

Жители городов не могли производить продовольствия сами и потому считались менее ценными для общества, чем крестьяне. Тем не менее они делали некоторые полезные вещи. Почетный статус, который имели мечи или красивая керамика, частично переносился и на тех, кто мог их изготовить. Эти вещи требовали высочайшего технического мастерства, а покупали их самые влиятельные люди государства. В то же время ремесленники, производившие товары повседневного спроса для обычных людей, обладали более низким статусом.

ТОРГОВЦЫ

Торговцы находились внизу социальной пирамиды, поскольку, согласно экономической теории конфуцианства, вели паразитирующий образ жизни, то есть ничего не производили. Парадоксально, но многие из них были крайне богаты, а в Осаке они даже развили собственный «бравурный» стиль жизни. (До сих пор местные жители приветствуют друг друга словами: «Ты делаешь деньги?») Сложная валютная система, которая включала золотые, серебряные и медные монеты, позволяла манипулировать обменными курсами ради собственной выгоды. Одалживая деньги самураям или управляя финансами хан, они тоже могли заработать, хотя это и не улучшало их репутации. Общественное мнение полагало коммерцию сферой неизбежной коррупции, а самурайская мудрость гласила, что торговля — единственный вид состязания, победа в котором не приносит чести. С учетом подобных антагонистических социальных установок, экспансия и усложнение экономики в период Эдо выглядят тем более удивительными. Узкая специализация регионов на выпуске конкретных видов керамических и текстильных изделий, без сомнения, не могла бы существовать без помощи людей, которые занимались ее дистрибуцией и маркетингом.

Капитан Василий Головнин, русский моряк, проведший в начале XIX века в японском плену два года, проницательно отмечал, что:

Класс торговцев... очень развит и богат... хотя их профессия не уважается, чтят их богатство... Коммерческий дух Японии виден во всех городах и деревнях. Почти в каждом доме есть магазин... В своем почитании порядка японцы очень напоминают англичан; они любят чистоту и великие аккуратисты. Все товары в Японии, как и в Англии, имеют маленькие печатные ярлычки, на которых ставят цену, назначение товара и его наименование, имя изготовителя... и часто кое-что восхваляющее его. Даже табак... зубную пасту и прочие пустяки заворачивают в бумагу...

ТОРГОВЫЕ ПРИНЦЫ

Экстравагантность крупнейших торговцев была настолько чрезмерной, что некоторые из них, например Киноку-ния Бундзаэмон (1669-1734), превратились в легендарные фигуры. Самый удачный деловой замысел Киноку-нии осуществился, когда накануне Нового года сильная буря отрезала Эдо от теплых южных районов, где выращивали цитрусовые. Для ритуальных празднований, которые традиционно сопровождали наступление Нового года, были необходимы мандарины; хитрый предприниматель увидел в этом свой шанс, снарядил корабль и пообещал его команде такую награду, что люди согласились рискнуть жизнью и доставить груз, а это принесло огромную прибыль самому торговцу. Более надежными источниками дохода были пожары, вспыхивавшие настолько регулярно, что им даже дали название Эдо-бана («цветы Эдо»). Дела Кинокунии как торговца деревом шли превосходно, он постоянно поставлял требовавшуюся для восстановительных работ древесину. Говорят, он был настолько богат, что на празднике, на котором домовладельцы разбрасывали жареные соевые бобы для изгнания из домов злых духов, он бросал золотые монеты; и если большинство семей меняли татами (соломенные маты) раз в несколько лет, то он делал это в своем доме ежедневно.

К XVIII веку насчитывалось около 200 торговых домов стоимостью свыше 200 000 ре. Один ре примерно соответствовал одному коку, следовательно, количество торговцев, сопоставимых по уровню богатства с дайме, превышало количество последних примерно в десять раз. Несмотря на это, правительство сегуната никогда не пыталось использовать их опыт для дальнейшего развития экономики, которую при помощи системы налогообложения можно было бы организовать так, чтобы смогли получать выгоду и более широкие слои населения. Попытки сделать торговцев причастными к официальной политике обычно оказывались прямой дорогой к росту коррупции.

Одним из примеров сохранившегося наследия предпринимателей Эдо является могущественный дом Мицуи — это всемирно известная бизнес-империя, которая зародилась в Эдо в XVII веке как магазин по продаже тканей для драпировок. Низкая маржа, большие объемы и неизменное предпочтение наличных денег кредитам заложили основы будущего величия. Корни самого магазина уходят прямо к шикарному «Мицукоси», «японскому “Хэрродз”». Корпорация «Сумитомо» тоже ведет свое происхождение от киотского торговца товарами из железа и лекарствами.