— С подружкой твоей. С Фокиной. Какой-то гербарий собирать… Что за бред, вообще? Я его себе не собираюсь делать. На кой черт мне еще с Фокиной этим заниматься.

— Ты чего? — Она обернулась ко мне. — Я проспорила тебе интерес. А твой интерес всем известен. Это — Маша. Ты по ней с пятого класса сохнешь. Только дурак не знает. Письма писал со стихами. Забыл? Через меня же передавал. Целых два. Еще мороженое мне покупал за это. Вот я и отдаю, так сказать, долг.

— Не надо мне никаких долгов. Хватит так себя вести. Поняла? Интерес потом придумаю. Не переживай, рассчитаешься. Но Фокину сватать не нужно. Я не хочу.

Селедка сильно удивилась. Она даже бросила канат, который упорно тянула на себя. Видимо, хотела убедиться, что он точно не оторвется.

— В смысле, не хочешь? Столько времени хотел, а теперь перехотел?

— Прикинь? — Я развел руками. — Такое бывает…

— Ну… ладно. — Тупикина пожала плечами и отошла в сторону. Потом обернулась, посмотрела на меня внимательно, но говорить ничего не стала.

Тем более, вернулись Ряскин и Мишин. Они нацепили тельняшки, на голову повязали какие-то тряпки. Лица их были украшены черными усами, кончики которых имели нарисованные завитушки. Образ разбойников выглядел еще более странно, чем обезьяна. Хотя, опять же, я, наверное, с другими сталкивался разбойниками. У нас они, само собой, имелись. Пиратили потихоньку, в морских водах. И вот чего точно у них не было, так это дебильных усов и полосатых рубашек. Обычные парни, с холодными глазами.

У Мишина, до кучи, под мышкой было игрушечное ружье. Оно висело на ремне, который Вася перекинул через плечо. По моему, скромному, мнению, это ружье подходило разбойнику так же, как пятая нога какой-нибудь мутировавшей собаке.

— Ну, как? нормально все? — Первым делом спросил Вася и подозрительно покосился в сторону Селедки.

Я заверил пацанов, что все просто отлично. Только не могу до сих пор понять, какое место в их плане занимает мат.

— Смотри…— Толстяк наклонился совсем близко и принялся шептать мне в ухо. — Когда мы схватим обезьяну, двигай мат к самому выходу на сцену. Понял? Прям вот чтоб сразу у этой шторы лежал.

Он ткнул пальцем в кулису.

— Все понял. Не вопрос. — Я кивнул Толстяку.

Мы все трое уставились на сцену, где очередные детишки весело исполняли какую-то задорную песню, сопровождая ее действиями, в этой песне упоминавшимися. Речь шла об Антошке, который не хотел копать картошку. После каждой строчки Мишин ржал и подталкивал Антона в бок. Тот гыгыкал в ответ, уверяя, что песня точно не про него.

Когда подошел черед нашего выступления, настроение у всех было отличное. Кроме Селедки, которая упорно не отходила от каната, изучая его внимательным взглядом. Видимо, с одной стороны, боязнь высоты и правда была, а с другой — грамоту Тупикиной хотелось очень сильно. Почему-то для всех эти грамоты имели какое-то огромное значение. Даже интересно посмотреть, что за ерунда такая.

— Все! Пошли! — Константин Викторович вынырнул из-за очередной кучки участников, которые уже свои таланты показали и теперь смотрели выступление других отрядов.

Первым на сцену выбежал Айболит. Щуплый пацан, сильно похожий на богомола. У него были тонкие руки, еще более тонкие ноги. Хотя казалось бы, как такое возможно. При этом колени выглядели, будто небольшие шары.

— Ну, сейчас выступим так выступим. — Тихо сказал Вася и потер в который раз свои пухлые ладони.

Глава 13

Слова Мишина оказались пророческими. Наше выступление не задалось с первых же минут. Впрочем, уверен, оно останется в памяти всех зрителей надолго. Такого они, наверное, не видели.

Айболит, выскочив на сцену, повернулся не к залу, а к задней кулисе. Встал перед ней и замер в ожидании. Правда, чего именно ожидал, не мог понять никто. Зрители затихли, предположив, так задумано и сейчас что-то будет.

Пацан этот вообще, надо сказать, был странным типо́м. Мало того, что внешне какой-то непропорциональный, копия Богомола, так еще все время молчал и смотрел на окружающих круглыми совиными глазами. В этих глазах лично я видел мало сообразительности. Быстрее представлялась голая степь, по которой ветер гонит перекати-поле. Уверен, будь при мне способности псионика, я бы услышал, как в башке чу́дика гуляет сквозняк. Вот про таких, как раз говорят — не от мира сего. Богомол был не от мира и сего, и того. Вообще в своём каком-то космосе пацан.

Когда его выбирали на роль доктора для животных, то руководствовались только тем, что самые главные и яркие таланты уже заняты. Пионеры — Фокина и двое пацанов, которые на самом деле были активистами. Они хотели принимать участие везде и во всем. Маршировать? Класс! Рисовать? Отлично! Играть на сцене? Просто огонь!Обезьяна — Селедка, мечтавшая о славе и грамоте. Разбойники — Ряскин и Мишин. Они, может, не особо хотели играть эти роли, но в их случае все получилось добровольно-принудительно. Больше желающих не нашлось. Остальные члены нашего отряда категорически отказывались признавать в себе наличие актерского таланта.

Когда в момент распределения ролей прозвучал вопрос, кто будет Айболитом, этот странный мальчик-Богомол, поднялся со стула, намереваясь пойти в туалет. Как я это понял? Про туалет? Он переминался с ноги на ногу и характерно «жался». Вряд ли у него от природы такие манеры.

Бегемот, которая, собственно говоря, этот вопрос задала, его желание поняла совсем неправильно.

— Отлично! Вот и Айболит нашелся. Молодец, что сам изъявил желание. Айболитом будет… — Нина Васильевна минуту смотрела на пацана, вспоминая имя, а потом махнула рукой на этот ненужный факт. — Вот он, наш Айболит.

Пацан, судя по тому, как округлились на его худом, вытянутом лице и без того немаленькие глаза, Айболитом быть совсем не хотел. Он хотел в туалет. Но в силу природной молчаливости, скромности или тупости, уж не знаю, спорить с Бегемотом не стал.

Вот так у нас появился Айболит. Слов у него было очень мало. В начале сценки он выходил, рассказывал зрителям, что является доктором для животных и едет в Африку. Тут же следом выскакивали разбойники, которые со смехом трясли оружием и сообщали Айболиту, что Африки ему не видать. Животные теперь будут болеть и все погибнут. Айболит вступал в неравный бой, который проигрывал. Двое на одного — итог очевиден. Тем более, по задумке великого режиссёра Нины Васильевны, это символизировало подлость врага, который всегда бьет исподтишка.

Затем появлялась обезьянка, которая хотела Айболиту помочь. Но ее тоже побеждали разбойники. А вот уже потом должно было случится появление пионеров. Они ма́хом решали все вопросы. Прогоняли злодеев, помогали Айболиту, которого ранили разбойники, и лечили обезьянку. Короче, смысл в том, что пионеры могут все. Потому что они — молодцы! Быть пионером почётно, не каждый, между прочим, достоин. Это нам уже Бегемот пояснила. Чтоб предельно стала понятна идея, вложенная в нашу сценку.

Все должно было быть поучительно и круто. Возможно, так и было бы. Но в данную минуту, наш Айболит стоял задом к зрительному залу, бестолково пялясь на кулису.

Его нарядили в белый халат, который белым был весьма условно. По всему халату наблюдались старые застиранные пятна подозрительных цветов. Эти пятна рождали серьёзные вопросы об их происхождении. Возникало ощущение, что Айболит — вовсе не доктор, а — мясник. И с животными у него отношения тоже, не сказать, чтоб дружеские.

На голове, правда, у Богомола была белая шапочка с красным крестом. Но и она вызывала мало доверия. Ему нацепили, на самом деле, поварской колпак, на котором красной краской нарисовали крест. Поэтому шапка больше напоминала головной убор Папы Римского. Такой же высокий и нелепый. Казалось, Богомол сейчас поднимет руку, сложит перста и начнет раздавать благословение.

— Какого черта он делает?— —Расстерянно спросил Константин Викторович.

Правда, мы не поняли, кому именно адресован вопрос. Потому как уже две минуты Богомол стоял на сцене и пялился в кулису. Зал терпеливо ждал, надеясь, что это — вступление к фееричному номеру.

— Неправильно формулируете мысль, — Я не сдержался, хотя не хотел больше цеплять Прилизанного прилюдно.