Позже, по наущению Сталина, Зиновьев напустился на Троцкого с осуждением его критических высказываний в прошлом, потребовал, чтобы он не выступал с критикой в будущем и признал свои ошибки. Троцкий начал давать отпор только осенью 1924 года, но к тому времени было уже слишком поздно предпринимать что-либо серьезное. Он опубликовал брошюру с призывом возродить в партии демократию и выступил с критикой Зиновьева, и Каменева.

Хотя полемика между Зиновьевым и Троцким мало чем помогла последнему, она способствовала снижению престижа двух сталинских прихлебателей. Но и это тоже пошло на руку генсеку.

В конце 1924 года Сталин решил, что ему самому пора ввязаться в перебранку. Сначала он выступил за построение «социализма в одной стране» — в России — в противовес тезису Троцкого (и, кстати, Ленина). Потом он раскритиковал предложение Троцкого объединить двадцать пять миллионов крестьянских хозяйств, утверждая, что это приведет к «гражданской войне в стране», и заявил, что Троцкий «слишком привержен террору». И это сказал человек, который позже развязал волну террора, невиданного в истории, не только против крестьянства, но и против всех народов России!

Предложение Троцкого о коллективизации позволило Сталину объединить против него семь членов Политбюро. Поэтому никого не удивило, даже самого пострадавшего, когда Политбюро освободило Троцкого от обязанностей военного комиссара в январе 1925 года, поручив ему выполнение мелких экономических задач.

В эти критические 1924–1925 годы происходили и другие волнующие события, не связанные с проходившей тогда острой политической борьбой. Борис Савинков, видимо посчитавший что сталинское ОГПУ не более эффективно, чем царская Охрана в «добрые старые времена», нелегально пробрался в Россию с помощью хилой эмигрантской антикоммунистической организации «Трест». А та просто кишела внедрившимися в нее агентами ОГПУ. В результате Савинкова поймали в августе 1924 года, через несколько часов после его появления в стране. На суде, хотя он признался во всем и заявил, что коммунизм — это дорога к будущему, его приговорили к расстрелу. Кто-то — может быть, Дзержинский — заменил смертную казнь на десять лет тюремного заключения. Следующие несколько месяцев Савинкова содержали в относительно роскошных условиях на Лубянке, как своего рода прирученного Дзержинским медведя на цепи, а иногда ему даже позволяли проехаться на автомобиле по улицам Москвы, разумеется, в сопровождении стражи. Но в 1925 году неудачливый ветеран эсеровского терроризма, давно уже переживший свое время, неожиданно погиб. Как это случилось — неизвестно. По показаниям некоторых, он выпрыгнул из окна на Лубянке, что не очень похоже на правду. Так или иначе, погиб один из наиболее активных противников Сталина, и на этом закончилось время эсеровского террора.

Пока разыгрывалась эта небольшая пьеса, Сталин продолжал свои маневры по захвату власти. В начале 1925 года он отказался от Зиновьева и Каменева, которые сыграли свою роль и стали для него бесполезными, и вместо них стал опираться на председателя правительства Рыкова, партийного идеолога Бухарина и лидера карманных профсоюзов Томского. Ирония положения заключалась в том, что эти пятеро деятелей полагали, что имеют какое-то отношение к решению российских дел. Они не разглядели леса сталинского стремления к власти за деревьями своей мелкой партийной диалектики, а Сталин позволил им и дальше оставаться в состоянии самообмана. На коммунистическом жаргоне Зиновьева и Каменева окрестили «левыми», и в таком качестве они стали союзниками своего бывшего врага Троцкого и, стало быть, сторонниками его международной и аграрной политики. А Рыков, Бухарин и Томский присоединились к Сталину в роли «правых» деятелей, поддерживающих «социализм в одной стране» и нэп.

Генсек назначил на пост военного комиссара Михаила Фрунзе, одного из высших командиров Красной Армии во время Гражданской войны. Но Фрунзе допустил сразу две роковые ошибки: сочувственно отнесся к своему бывшему шефу Троцкому и возразил против вмешательства ОГПУ в дела армии. В результате его нахождение в должности оказалось очень непродолжительным. Он погиб в ноябре 1925 года под ножом хирурга ОГПУ. Фрунзе страдал от язвы желудка, но врачи не рекомендовали ему делать операцию, считая, что сердце наркома ее не выдержит. Сталин заставил хирурга ОГПУ и его «консультантов» отменить указания врачей и провести операцию. Сейчас трудно доказать, что было совершено убийство, но, по крайней мере, имеются основания для рассмотрения гражданского дела о недоброкачественном лечении, проведенном по подстрекательству Сталина.

Едва успели похоронить Фрунзе, как его место занял Климент Ворошилов, который во время Гражданской войны позволил «военному эксперту» Сталину наломать дров под Царицыном.

Передав наконец военный комиссариат в хорошие руки, — а это было очень важно, потому что речь шла о контроле над Красной Армией, — Сталин занялся укомплектованием Политбюро… В декабре 1925 года он увеличил численный состав этого органа до десяти членов, включил в него Ворошилова, Вячеслава Молотова, тугодума и своего старого приятеля с царских времен по работе в «Правде», и Михаила Калинина, бесцветного и бесхребетного службиста. Включение этой троицы означало, что Сталину больше не надо было полагаться на поддержку другой тройки, у которой иногда могли появляться собственные идеи, — Рыкова, Бухарина и Томского.

Опираясь на своих сторонников, — и людей, которые поддерживали этих сторонников, — генсек без больших трудов одолел оппозицию при голосовании на XIV съезде партии в декабре 1925 года. Можно сказать, что этот съезд стал свидетелем последней попытки сопротивления со стороны Зиновьева и Каменева. Троцкий уже в счет не шел. Давно пришедший в уныние, он держался в стороне и вел себя глупо, если судить задним числом. Столь же тяжелое впечатление производила основная масса коммунистов на съезде. Некоторые даже предвосхищали времена отвратительного низкопоклонства, выкрикивая возгласы: «Да здравствует Сталин», когда Грузин победил. Важность этого съезда состоит в том, что после него Сталин командовал в партии и в стране, не отчитываясь ни перед кем.

Опираясь на победу на съезде, Сталин в начале 1926 года направил Сергея Кирова, своего подпевалу еще со дней захвата Грузии, в Ленинград, чтобы вырвать партийный контроль в прежней столице у Зиновьева. Между тем заблуждения оппозиции продолжались. Зиновьев и Каменев создали вместе с Троцким собственную группировку, рассчитывая, видимо, одними своими речами повернуть течение событий. Одна лишь Крупская не обманывала себя: она говорила — если бы даже сам Ленин ожил, то Сталин арестовал бы и его.

Перед сессией Центрального Комитета в июле 1926 года трое оппозиционеров провели встречи со своими сторонниками в лесах под Москвой — в истинно большевистской манере. Они играли — и не больше того — с идеей: отобрать власть у Сталина. На заседании Центрального Комитета эта тройка утверждала, что руководство поддерживает кулаков в противовес бедным крестьянам, а своей политикой нэпа ведет страну обратно к капитализму.

Сталин легко, с презрительной насмешкой отбросил упреки оппозиции. Но сразу же после сессии ЦК. он немедленно принял меры предосторожности, вытолкнув Зиновьева из Политбюро и отправив Каменева в Министерство внешней торговли, к своему старому приятелю из Армении Анастасу Микояну. Последний в будущем внесет в жизнь народных масс России выдающийся вклад: позаимствует из Америки идею мороженого на палочке — эскимо. В то же время генсек снял с поста армейского офицера высокого ранга, который поддержал оппозиционную тройку, и вывел его из состава Центрального Комитета. Обеспокоенный Троцкий вместе с единомышленниками отреклись от собственных высказываний, но потом попытались развить свои соображения на собраниях рабочих. ОГПУ присутствовало на них, работая на Сталина. Для начала оно произвело аресты и выслало не особенно важных представителей оппозиции — впоследствии такой тактикой Сталин будет пользоваться очень широко. Но основной удар был нанесен в октябре 1926 года Центральным Комитетом и Центральной контрольной комиссией партии, которые к тому времени полностью находились под влиянием Сталина. Троцкого вывели из состава Политбюро, Каменев потерял свое положение кандидата в члены этого органа, а Зиновьева сняли с Поста руководителя Коминтерна.