Уйдя из спальни на кухню, молодой человек сел на стул рядом с обеденным столом и взглянул на наручные часы. «Осталось еще полчаса». Вытащив из кармана мобильник, Джим набрал номер такси и назвал адрес.

Дожидаясь машины, он разглядывал один единственный билет на самолет, который и был как раз его новой главой. Он не начинал жизнь с чистого листа, Джим считал это выражение бредовым. Начать жизнь «с чистого листа» можно лишь в том случае, если полностью стереть себе память. А в остальных других случаях это просто новая глава.

Спустя несколько минут Джим вышел из квартиры, запер дверь, спустился на первый этаж и вышел на улицу, где его уже ожидало желтое такси. Усевшись на заднее сиденье, он, не говоря ничего лишнего и сжимая коробку с роликами подмышкой, просто назвал адрес.

— Кладбище Грин-Вуд.

Вокруг никого не было. Лишь Джим, священник, да гробовщики, забрасывающие могилу после окончания молитвы землей. Закончив, они ушли, и спустя несколько минут священник попрощался с молодым человеком и тоже удалился. Слушая шелест зеленых крон, похожий на чей-то неразборчивых шепот, Джим стоял напротив трех могильных плит. Вся семья Салливанов лежала под землей, в деревянных ящиках. Но зато теперь они вместе, и молодой человек надеялся, что они наконец-то счастливы. Особенно Боб с такой-то тяжелой судьбой.

Открыв коробку, Джим достал пару роликов и положил их рядом с цветами на могилу Кристал, и все же не сдержался и уронил на заросшую травой землю несколько капелек соленых слез. Смерть — естественное событие, как и рождение, ее не избежать, как появления голода и желания спать, но несправедливо, когда человек уходит из жизни таким образом. Застрелен наркоманом в подворотне, сбит автомобилем, и многое другое. Но самое несправедливое, когда умирают дети, и даже не важно из-за чего именно. Смерть — это взрослое занятие.

Джим плакал, но не мог заметить, как перед ним стоят три невидимых призрака: мужчина, женщина, и ребенок. Они смотрели на него и молча улыбались. Кристал прижалась к левой ноге Боба. Он в свою очередь держал в правой руке ладонь жены, а левой приобнял дочь.

— Прощай, старина, — погладив надгробие друга, прошептал Джим, а призрак Боба едва заметно улыбнулся и кивнул, но молодой человек, разумеется, не увидел этого.

Развернувшись на сто восемьдесят градусов, он пошел в сторону дороги и ни разу не оглянулся. Билет на самолет в его кармане словно потяжелел, и Джим, оттерев слезы, почувствовал на душе небывалое облегчение, словно он был Сизифом, которому объявили, что он может наконец-то бросить свой камень в Стикс и идти отдыхать, или Тантал, который все же умудрился хлебнуть воды из реки. Джим дописал свою главу и приступил к новой, как и, по злой усмешке судьбы, обещал Бобу, когда они оба сидели в отеле «Падающая звезда» в номере «24» перед началом всех этих кошмаров и смеялись.

Выйдя к дороге и поймав такси, Джим уселся на заднее сиденье и вновь сказал водителю просто и без лишних слов.

— В аэропорт, пожалуйста.

Эпилог

Шесть месяцев спустя,

Доминиканская республика

«…Зак медленно подошел к двери, сжимая в своих обильно потеющих руках дробовик, заряженный смесью соли и размельченных крошек серебра.

— Ты идешь? — прошептал он Джону, стоящему на несколько шагов позади.

— Открывай, — кивнул в ответ напарник, и мужчина резко и безжалостно дернул на себя круглую ручку двери.

Из комнаты повеяло холодным воздухом, пропитанным запахом осеннего кладбища и предсмертным ужасом прошлых жертв, и прямо на них вылетел уродливый призрак Бенджамина Ву. Часть его правой ноги отсутствовала, обрываясь окровавленными рваными светло-синими брюками…»

Джим пригубил вкусный виски из красивого граненого бокала, который он купил месяц назад во время недолгого путешествия во Францию. Стуча по клавишам своего новенького белого ноутбука, молодой человек время от времени переводил взгляд на шуршащие о песчаный берег волны океана. Джим любил писать именно здесь, на берегу. Он выносил специальный круглый столик, стул, брал с собой бутылочку виски, компьютер, и садился в паре метров от берега. Записями на бумаге он никогда не пользовался, потому что все, что он писал, происходило с ним на самом деле. Он менял лишь имена. Иногда он со смехом называл свои рукописи «мемуарами в комнате кривых зеркал».

Чувствуя легкий бриз, обвевающий его тело (Джим был одет, словно пенсионер в отпуске: в гавайскую рубашку, бежевые шорты, и шлепанцы-лягушки), молодой человек строчил по клавишам, то быстро, словно профессиональный бухгалтер с тридцатилетним стажем работы, то средне, как обычный среднестатистический человек, у которого есть дома компьютер.

Наконец-то он был дома, и был счастлив.

Вдруг до него дверь дома открылась, и из него вышла молодая девушка.

— Джим, иди ужинать!

С Росарио он познакомился спустя месяц жизни в Доминиканской республике, и спустя еще месяц они стали жить вместе (она, кстати, и была главной причиной их совместного путешествия в Париж).

— Иду, дорогая! — крикнул в ответ по-испански Джим и, дописав еще несколько слов, захлопнув крышку ноутбука.

Через раскрытую дверь протиснулся его пес, спрыгнул с невысоких ступенек и, взрывая лапами песок, подбежал к хозяину.

— Привет, Густав, — погладив животное по холке, сказал Джим и поднялся со стула.

Направляясь к дому, он вспомнил об одном вопросе, который ему недавно задала Росарио, прочитав один из его рассказов. «Это жутко потрясающе, — сказал она, откладывая после прочтения ноутбук в сторону. — Как ты умудряешься придумывать такое? Не представляю». Джим тогда неловко засмеялся. Он не рассказывал девушке о том, чем занимался раньше, да и не собирался когда-либо рассказывать. Ни ей, ни детям, о которых мечтал, и один из которых (а меньше чем на троих он не рассчитывал) недавно поселился в чреве Росарио. Узнав о беременности подруги, Джим был несказанно счастлив, и даже на какие-то несколько секунд ему показалось, что стоящей позади него Боб одобрительно похлопал его по плечу.

— Пошли, братец, — сказал Джим псу, удовлетворенно вывалившему из пасти свой большой розовый язык. — Сейчас мама будет нас с тобой кормить.