чердак своего московского дома. Картина была порвана как раз на лице девушки, которую продают. Возможно, что кто-то порвал ее по злобе, кому-то она не понравилась за свой обличительный сюжет. Третьяков, отыскивая все, что было написано Невревым, напал и на след этой картины, извлек ее с чердака, отдал знаменитому тогда реставратору Арцыбашеву, [116] и картина теперь занимает почетное место в нашей галерее. Она стала правдивым документом, изобличающим ужасы старого строя. Третьяков сам выбрал для нее лучшее место. Вот еще работа Неврева: портрет Марии Ивановны Третьяковой - двоюродной сестры Павла Михайловича. Для меня она - живой человек. Она заведовала всем домашним хозяйством Третьякова, так как ни сам Павел Михайлович, ни его жена в домашние дела не вмешивались. И нам, служащим, живущим на «хозяйских харчах», постоянно приходилось иметь дело именно с ней: Мария Ивановна кормила нас.

И сколько вообще я вижу знакомых лиц на многих и многих картинах! На картине Пукирева «Неравный брак» в роли шафера за невестой художник изобразил себя… И вообще, вся картина, как я знаю, является отголоском личной драмы художника. Невеста с картины должна была стать его женой и не стала: богатый и знатный старик сгубил ее жизнь. Я еще помню Пукирева красивым, бодрым мужчиной. Конечно, не таким, как он изобразил себя на картине, а все же красивым. Позади жениха стоит художник Шмельков [117] (отдельный портрет его работы Пукирева имеется в галерее), а за Шмельковым сбоку видна голова рамочника Гребенского. Гребенский был приятелем Пукирева, у него была столярная и позолотная мастерская. Когда Пукирев написал эту картину, Гребенский решил сделать для нее раму, «каких еще не было». И в самом деле, он сделал раму, равной которой нет в нашей галерее. Эта рама уже сама по себе художественное произведение. Она вся резная из цельного дерева - и цветы, и плоды. Третьякову эта рама так понравилась, что он стал заказывать рамы Гребенскому. Для всех этюдов художника А. А. Иванова, [118] например, рамы сделаны им. На другой картине Пукирева «В мастерской художника» художник тоже изобразил себя, а в роли купца-покупателя - известного в то время железнодорожного подрядчика П. И. Губонина (владельца Гурзуфа). О Губонине ходило множество смехотворных рассказов. Например, однажды он купил на какой-то выставке бронзовую люстру огромной тяжести. В эту люстру вставлялось сорок пудов свечей. Люстру он пожертвовал в церковь Параскевы в Замоскворечье, где он жил. Но повесить в маленькой церкви такую большую люстру было нельзя - потолок провалился бы. Тогда Губонин ломает старую церковь и на ее месте строит новую, большую, и в этой церкви вешает люстру в качестве паникадила. Он же построил в Замоскворечье самую высокую колокольню с самым большим колоколом, «чтобы гудело на все Замоскворечье». В лице попа, нахваливающего икону, на картине изображен поп церкви Параскевы Романовский, а в качестве эксперта-знатока - учитель рисования одной из школ Замоскворечья.

На картине Литовченко [119] «Царь Алексей и Никон у гроба митрополита Филиппа» художник изобразил в лице Никона известного художественного критика Стасова, а в роли царя Алексея - натурщика Академии художеств. В группе бояр вторым стоит сам художник.

Особенно много знакомых лиц на картинах Репина. В картине «Крестный ход в Курской губернии» в лице полицейского, бьющего нагайкой народ, Илья Ефимович изобразил художника Прянишникова. И этого же художника он изобразил в роли другого полицейского, идущего рядом с купчихой. В роли певчего (с длинной шеей) изображен художник Аполлинарий Васнецов, [120] а в роли гражданина, отгоняющего палкой горбуна, - художник Николай Кузнецов, автор картин «Объезд владений», «Праздник», «Ключница» и других. Этого же художника Илья Ефимович изобразил на картине «Николай чудотворец» в роли палача. На картине «Иван Грозный и сын» в лице убитого сына изображен писатель Гаршин.121 На картине «Перед казнью» приговоренный - художник Первухин.

В 1901 году мне пришлось близко наблюдать, как Репин пишет портреты. Совет галереи заказал ему большой портрет Третьякова: «Вы хорошо знали Павла Михайловича». Репин решил писать портрет на фоне картин в одном из залов галереи. Предварительно он сделал много эскизов. Для перспективы он ставил или меня, или Хруслова, или свою жену Севе-рову-Нордман, которая вместе с ним всегда приходила в галерею. Позу он выбрал, ту обычную позу Павла Михайловича, когда он рассматривал картины.

- Ну-ка станьте так! - скажет он, сам поправит мои руки, плечи, отойдет, смотрит долго, потом опять быстро подойдет, еще что-нибудь поправит. Портрет он написал, помнится, дней в восемь. Работал неотрывно, пока был полный дневной свет. Портрет очень похож, но той глубины, как на портрете Крамского, В нем нет.

Художника Крамского Третьяков особенно ценил как портретиста. Помню, я был еще мальчиком, однажды Павел Михайлович заболел, никуда из дома не выходил, - и мой отец говорил матери, что какой-то художник пишет с него портрет. Это и был Крамской.

Портрет его работы я считаю единственным портретом, на котором так живо изображен Третьяков. При жизни Павел Михайлович не любил писаться - известный портрет работы Репина был сделан уже после его смерти. [122] А тот, Крамского, - с него, в самую лучшую пору его жизни. [123]

Со времени, когда портрет был написан, началась тесная дружба семьи Третьяковых с Крамским. Летом 1876 года Крамской начинает писать портрет Веры Николаевны Третьяковой. [124] Портрет писался на даче, в Кунцеве. Сам Крамской с семьей жил в деревне Давыдково и каждый день приходил в Кунцево. А вечером вся его семья бывала у Третьяковых. Я с братом в то время тоже жил в Кунцеве у Третьяковых, и нам было очень интересно посмотреть, как работает художник. Но смотреть вблизи нам не разрешалось.

И. Н. Крамской. Начало 1880-х гг.

Крамской изобразил Веру Николаевну идущей по тропинке кунцевского парка с непокрытой головой, в белом платье, с красной шалью на левой руке. Он сделал много эскизов, рисунков, и уже в конце лета, когда все переехали в Москву, он начал писать портрет во весь рост, прямо в зале галереи. Вера Николаевна позировала мало. Тогда фотограф сделал большой снимок с Веры Николаевны как раз в той позе и в том платье, как писал Крамской. Потом уже Крамской писал прямо с фотографии. Начал он писать летом, когда все было зеленое, а кончил осенью, при желтых листьях. Так он и изобразил на портрете осенний пейзаж. Когда он кончил писать, он отдал фотографическую карточку Веры Николаевны моему отцу, а от него