— Ивашку Хмельницкого праздновать будем. — объявил Петр. Польские магнаты переглянулись недоумевая. Чего вдруг русский царь вспомнил ненавистного им гетмана. Головин объяснил:

— Мы так Бахуса называем иногда. На русский манер. Мол хмельной или хмельницкий, все едино.

— А-а, — сказали паны. — тогда разумеем.

Пили, плясали. Опять пили. Царь все красавиц обнимал саксонских да польских. Лапать пытался в танце. Но больших вольностей не позволял. Корсеты проклятые мешали.

— О, герр Питер! — восхищались дамы.

Август бедный утром и встать не мог, а Петр на мессу пошел католическую. Как и не бывало ночи буйной. После опять продолжили. Август силой хвастался — тарелку серебряную в трубку сворачивал. Петр усмехнулся:

— Это что. Так и я могу. Ты б лучше шпагу у Карла свернул, а посуда что…

Три дня и три ночи пили. Август еле выжил. Еще два дня после отъезда русских прекрасная Аврора графиня Кенигсмарк сама меняла мокрые полотенца на голове своего короля, который не мог даже подняться.

* * *

Как вернулся царь, так без промедления восемнадцать полков пехотных и один старый стрелецкий (всего 20 тысяч) с князем Никитой Репниным пошли к Динабургу. Молодцевато топали.

Штейнау, саксонский фельдмаршал, смотрел на них одобрительно, когда пред ним выстроились. Все приметил:

— Хороши! Не более 50-ти забраковать можно. Ружья добрые у солдат — маастрихтские и люттихские. У некоторых заместо штыков шпаги. Особенно похвально, что при целом войске нет ни одной женщины и ни одной собаки.

И… разделил корпус русский. Оставив при себе всего четыре тысячи, а остальных отправил в сторону, на двенадцать верст. Строить укрепления на Двине.

* * *

Шведская армия простояла на зимних квартирах в Эстляндии. Карл лично занимался с солдатами. Тактику боя отрабатывал:

— Залп должен быть только один. Бегом, сомкнутым строем, пока не приблизитесь к противнику на расстояние, когда его можно будет достать штыком. И с этой позиции залп! С Божьей помощью из противостоящих солдат останутся в строю немногие. И сразу — в штыки!

Согласитесь, читатель, какой железной должна быть дисциплина среди наступавших шведов, чтобы под непрерывным огнем противника, на который отвечать нельзя, добежать до него и только тогда разрядить свои ружья. И броситься в штыки. И какой надо было обладать уверенностью в эффективности своего метода наступления!

Лишь в день, когда королю исполнилось девятнадцать, 17 июля 1701 года, они двинулись в направлении Риги. На противоположном берегу Двину стояла польско-саксонская армия фельдмршала Штейнау. Генерал Карл Магнус Стюарт, инженер-фортификатор знатный, обустроил переправу, и на глазах у изумленных саксонцев шведы быстро форсировали Двину. Вместо того, чтобы скинуть их обратно в реку Штейнау застыл на месте и изготовился к обороне.

Карл тут же выстроил полки и молниеносно бросил их на саксонцев. Через два часа было кончено.

Репнин, услышав канонаду, ждал каких-либо распоряжений от командующего армией. Но фельдмаршал спасался бегством. Репнин, не долго думая, развернулся и форсированным маршем ушел к Пскову. Его не преследовали.

— Отписать в Варшаву, — приказал Карл XII. — Пусть уберут из-под Августа трон польский!

Не тут-то было. Паны ясновельможные заупрямились:

— И чего король шведский распоряжаться вздумал? Нам плевать на Августа, захотим и сами скинем! Но без указов сторонних. У нас своя голова имеется!

— Сейм созывать надобно! Другого избирать короля! — раздались голоса чьи-то.

— Лещинского — заорали одни.

— Куда захудалого? И познатнее роды в Посполитой имеются!

— Собесского — выкрикнули другие.

— Кто там гавкает? Башки своей нет, так и не будет. Сам снесу! — Тонко сталь пропела из ножен извлекаемая.

И сцепились паны в схватке сабельной, смертельной.

— Вжиг! Вжиг! — только искры летели на мостовую булыжную. Рубились два пана бритоголовых, чубами потряхивая, в кунтушах добротных. Оба за вольность шляхетскую. Одному заплатили раньше, когда Августа выкрикивать надобно было. Он уж и забыл про то. Другому — ныне дали, чтоб орал за Лещинского. Но деньги, тоже как вольность шляхетскую преподнесли: «Кого хочу, того и изберу!» Вот и бились поляки насмерть.

Про поляков лучше всего Матвеев, посланник во Франции, сказал:

— Как бестии без разума ходят, не знают, что над ними будет. Хотят на коней сесть, только еще у них стремян нет, залезать непочему.

Карлу XII ждать не хотелось, пока панство разберется промеж себя. Нетерпелив король:

— Не согласились сразу — проучим. — И сомнения в сторону. — Дирекция на Польшу!

Внезапно посол Англии проснулся:

— Жестоко и несправедливо заставлять поляков свергнуть короля, которого они сами избрали. Кроме того, очень опасно давать народу возможность свергать своего короля!

Карл XII парировал молниеносно:

— Удивительно слышать сие от посланника государства, которое имело дерзость отрубить голову своему королю. Позволив себе такое, вы хотите меня упрекнуть в том, что я хочу лишить не головы, а короны государя, вполне достойного этого наказания.

— А Московия? — напомнил кто-то.

— От Пскова до Москвы шестьдесят шведских миль. Дороги ужасные. Край пустынный. Провианта для армии нет. — пояснили генералы.

— Скоро бунт там случиться. Русские сами скинут своего царя Петера, — добавил Пипер хитроумный. — Да, мой король, — вдруг вспомнил, — донесение от коменданта Нарвы поступило. От одного из перебежчиков, лифляндца Гумморта, что в личной гвардии царя Петера состоял, письмо перехвачено. Виниться теперь перед царем своим, и план укреплений Нарвы шлет ему.

— Повесить, как шпиона! Также мы поступим и с Паткулем подлым, когда разгромим поляков с саксонцами. Это он заварил всю кашу. Вперед, на Польшу!

Гумморта, кстати, повесили дважды. Шведы натуральным образом, за шею, а Петр приказал изготовить чучело и повесить его на Кукуе, в слободе Немецкой, где семья осталась бедного лифляндца. Сильно он огорчил царя своей изменой!

И шведы пошли на Польшу. В окрестностях Дерпта оставался полковник Шлиппенбах с 8 тысячами, в Ингерманландии полковник Кронгиорт с шестью. Да гарнизоны в Нарве, в Нотебурге, в Ниеншанце и Выборге с Кексгольмом.

* * *

В полк к князю Никите Мещерскому определили недоросля дворянского Андрея Сафонова. На Москве офицеров готовили, сами полки по низовым городам князь Голицын собирал. Командиров из русских назначили: Мещерского, Львова, Кропотова Семена, Мулина, Астафьева, Новикова, Жданова, Зыбина, Полуэктова и лишь один чужеземец затесался Дюмон.

Князь Никита Мещерский был в возрасте уже, до того в Новгородском стрелецком полку состоял. С Шереметевым вместе. Только не взлюбил его фельдмаршал будущий. Оттого полком ему не долго пришлось командовать.