– Ну? – Ульв выразительно уставился на означенного гостя. – Похоже, у меня нет иного выхода…

– Ты не можешь допустить… – начал Бодди, но Ульв движением век отмел этот довод.

– Я дам тебе кое-что получше! – В отчаянии Бодди полез за пазуху и вынул ожерелье из берилла и жемчуга с золотыми застежками и жемчужным крестом. – Вот что я дам тебе! Это носил один епископ в Грикланде… Этой вещи нет цены!

Ульв взял ожерелье в руки.

Не требовалось долго рассматривать, чтобы понять высочайшую ценность украшения – драгоценные камни, жемчуг, тонкая работа…

Конунг передал его жене, и та с удовольствием взяла драгоценную низку. Переглянувшись с ней и увидев в ее глазах одобрение, Ульв, не глядя, протянул руку к своему оруженосцу. За время разговора тот успел принести из спального чулана все оружие и снаряжение хозяина: кольчугу, шлем, щит, копье и меч.

– Я посмотрю, что можно сделать, – неохотно обронил Ульв. – Я буду говорить с ними, а ты и твои люди сидите тихо, как мыши, и не высовывайтесь.

Бодди с готовностью закивал. Безумного порыва отваги от него явно не следовало ожидать.

Когда-то, три поколения назад, укрепление Волховца было выстроено так, чтобы оборонять пристань и корабли: оно подковой огибало часть берега с холмом и стояло незащищенной «спиной» к высокому речному обрыву, к воде – стихии, если не родной варягам, то дружественной, а «лицом» к берегу – враждебному чужому миру, откуда следовало ждать нападения. Нижние концы укрепления давно оказались размыты паводками Волхова, верхние, тоже выстроенные из срубов, засыпанных землей, порядком обветшали. В стене имелись ворота, к которым вела дорога через неукрепленное поселение под стенами: там жили ремесленники, торговцы, корабельные мастера всякого языка и рода. Под покровительством богатого и сильного властителя поселение заметно разрослось.

Имея преимущество в числе дружины, Ульв приказал открыть ворота и вывел своих людей на пустырь за последними избами, где велел выстроить стену щитов. Однако сам с оруженосцем и знаменосцем стоял впереди.

Он немного знал Дивислава, представлял, чего от него следует ожидать, и не боялся подлости с его стороны. Ульв намеревался решить дело переговорами, а мощный строй из шести десятков хирдманов в шлемах и с круглыми щитами был тем его доводом, который обычно даже не приходилось пускать в дело. Кольчуга и шлем с бронзовой позолоченной отделкой сразу придали ему внушительности и даже как будто сделали выше ростом, в руке он держал топор с красивой серебряной отделкой на обухе.

Дружина Дивислава выглядела далеко не так представительно. В кольчугу был облачен один только князь; старейшины и два десятка кметей имели щиты, на некоторых красовались шлемы. Остальные были одеты в кожухи, вооружены топорами и копьями, а вместо щита многие держали дубину, чтобы отводить ею вражеские выпады.

Немного у них было надежды одолеть дружину Ульва, вдвое превосходящую числом, гораздо лучше выученную и вооруженную. И раз уж Дивислав не сумел, как надеялся, догнать Бодди по пути сюда, оставались переговоры.

– Что привело тебя сюда? – спросил Ульв, поздоровавшись. – Я был бы рад встрече, если бы не твой воинственный вид и эти вооруженные люди с тобой.

– Я не намерен искать ссоры с тобой. Меня привела сюда погоня за моим врагом.

Дивислав в шлеме выглядел ничуть не менее внушительно, чем его собеседник. Его серые глаза под серой сталью тоже казались железными – такая твердая решимость в них светилась.

– В твоем доме должен быть варяг по имени Бодди со своими товарищами. Он нанес обиду мне и оскорбил моих нарочитых мужей.

Дивислав указал рукой с копьем на строй позади себя, где сбоку от его собственной дружины выстроились Буеслав, Перенег и Кочеба со своими младшими родичами. Они были вооружены копьями, топорами, переставленными на более длинную рукоять, и сулицами. К троим, отведавшим собачатины, присоединился и избежавший срама Нудогость – он не желал упустить такой случай посчитаться со своим давним недругом.

– Не может быть! – делано удивился Ульв. – Какое же оскорбление он нанес этим мужам?

– Достаточное, чтобы они искали мести. И он напал на моих людей, отнял две коровы. Этого довольно, чтобы я имел право требовать наказания и возмещения убытков. Если он у тебя, ты должен выдать мне этого разбойника.

– Я не буду требовать доказательства твоих слов, ибо ты благородный человек знатного и старинного рода, – немного помолчав, будто обдумывая эти новости, ответил Ульв. – Но Бодди нет у меня. Он знал, что ты будешь преследовать его – это подтверждает, что вина за ним есть и он ее знает, – и поэтому уехал дальше на север, не задержавшись у меня, как обычно.

– Коли так, я пойду за ним дальше на север. Буду преследовать его до самого моря, если понадобится.

– Прости, но это невозможно. Перед людьми и богами я взял на себя обязательства не пропускать вооруженных людей с враждебными намерениями ни на Волхов, ни в озеро, в любом направлении. Ты не хуже меня знаешь, как важен мир на этих землях.

– Но если ты знаешь, как важен мир, почему ты пропустил этого шишка болотного? – вспылил Дивислав. – Тебе уже приносили на него жалобы. Ты знал, что это бесчестный человек. Эту гниду вообще нельзя было пропускать на Ильмень! И я не дам ему просто так уйти. Если ты не хочешь дать мне дорогу, чтобы я взыскал мою обиду с него, мне придется взыскивать ее с тебя! Ты готов платить за его разбой?

– Ты слишком много от меня хочешь! – Хотя его более молодой оскорбленный собеседник горячился, Ульв сохранял невозмутимость. Ему в жизни приходилось вести немало подобных споров. – Бодди – не мой человек, я беру с него плату за постой и безопасность на моем участке пути, как и с любого проезжающего. Я не могу отвечать за его дела вне моих земель! Если так рассуждать, то ко мне поедут люди со всего света, из Миклагарда и Серкланда, и будут требовать с меня возмещения всей добычи, которую там взяли викинги, все эти бесчисленные конунги, которые прошли туда через мои земли. Он совершил свое преступление не на моей земле, а на твоей…

«И только ты сам и отвечаешь за него», – слышалось в умолчании Ульва.

– Ты знаешь, что я не из тех разбойных варягов, которые ищут себе добычи, где судьба пошлет, – ответил Дивислав. – Я не собираюсь грабить людей на Волхове или в Ладоге. Мне нужен только Будина, и никого другого я не трону, клянусь Перуном!

– Я не сомневаюсь, что цели твои благородны и законны. Но так или иначе, ты принесешь на Волхов войну. Мы не можем знать, где Бодди найдет приют и поддержку, кто пожелает вступиться за него. Все эти земли могут оказаться охвачены раздором, который будет длиться много лет. На памяти людей такое уже случалось и никому не принесло счастья. Мне ведь не придется объяснять тебе, как невыгодно это нам всем?

– Я не уступлю своей чести и не продам ее за серебро!

– Ты рассуждаешь, как благородный человек. Пока я не вижу выхода, который помог бы нам с тобой обоим сохранить честь и не нарушить свои обязательства, но это не значит, что такого выхода вовсе нет. Я предлагаю вот что. Я не могу пустить в свой дом вооруженную дружину, раз уж меж нами вышел спор, но ты можешь, я уверен, найти приют в ближних селениях, – Ульв указал копьем в сторону Словенска, – и немного обождать. Завтра или через день мы продолжим наши переговоры, и я уверен, найдем способ удовлетворить нас обоих.