Он подмигивал. Матусёнок хохотал. И всё более влюблялся в нового товарища.

Собственно, откровения Стремянного и навели Матусёнка на мысль доставить ему истинную благость.

В один из вечеров после бутылки «Парламента» он предложил продолжить отдых в гостях у двух подружек-студенток. «Тончайшие, изысканные существа», – убеждал Симка. Возбужденный «Парламентом» Стремянный, поколебавшись, изобразил разудалый жест, – согласился.

Подружки снимали двухкомнатную квартирку в панельной девятиэтажке на Профсоюзной. Дверь открыла плотная рослая шатенка в сильно декольтированном платье.

– Марианна, – представил ее Матусёнок. Прижав к себе, с чувством поцеловал в накрашенные губы. Предвкушающе облизнулся.

– А я Валерия! – вышедшая следом худощавая жгучая брюнетка с любопытством оглядела Стремянного. Карие глазки ее поблёскивали.

Блеск в глазах и оживление обеих девушек разъяснились, едва гостей ввели в проходную комнату. На колченогом журнальном столике, освещенном тусклым торшером, меж нехитрой закуской стояли две рюмки и опорожненная на три четверти бутылка армянского коньяка.

– Вижу, к встрече дорогих гостей подготовились добросовестно, – съехидничал Матусёнок, выгружая прихваченное спиртное.

– Мы-то готовы. Поглядим, на что готовы вы, – Марианна толкнула его в кресло и со смехом уселась на колени. Валерия подсела к Стремянному.

– Никак нервничаешь? – подметила она. Ободряюще улыбнулась.

– Расслабься.

Она пригнулась ниже, втянула ноздрями воздух.

– У, какой завораживающий одеколон! Ангелы, и те не устоят.

Одеколон на самом деле был «Шипр». Ревнивая Ольга Тимофеевна не баловала мужа поиском тонких ароматов. Но много ли надо мужчине, чтоб обрести утерянную самоуверенность? Всего лишь понравиться смазливой девчонке. Стремянный расцвёл. Подхватил со стола бутылку водки, ловко разлил.

– А не испить ли нам, девчатам и молодым парубкам, круговую за ради знакомства? – предложил он под общий одобрительный гул. Под благосклонными женскими взглядами по-гусарски приподнял локоток.

– За пьентных пань порасперши! – выкрикнул он и лихо опрокинул рюмку.

Ответом ему были аплодисменты, от которых литые плечи его сами собой браво развернулись. Всё выглядело как прежде. Он царил за столом, им любовались девушки.

Девчонки оказались лёгкими в общении, смешливыми и абсолютно раскованными. Друг друга, во всяком случае, они не стеснялись.

Не прошло и пятнадцати минут, как разохотившийся Матусёнок на глазах остальных принялся раздевать разомлевшую Марианну. Стремянный отвел смущенный взгляд.

– Неужто не нравится? – удивилась Валерия.

– Так отвык несколько. Старый уж бобёр, – не зная, куда деть руки, Стремянный огладил серебристый ёршик.

– Глупыш! Бобёр тем и хорош, что бобёр, – ласково шепнула девушка, шаловливо лизнула в шею. Проворными пальчиками принялась расстёгивать рубаху.

– Красиво излагаешь, – пробормотал Стремянный, пытающийся за шутливостью скрыть охватившее его смятение.

– Еще б ей этого не уметь. Всё-таки филфак педуниверситета – не последняя лингвистическая школа, – хихикнула Марианна, трудившаяся над змейкой на брюках Серафима.

– А вы, должно быть, кандидат наук, – неловко отшутился Стремянный.

– Ашпирантка, – нечленораздельно ответила Марианна. Говорить членораздельно она уже не могла.

– Хватит смущать человека, бесстыдница! – Валерия одним змеиным движением освободилась от платья, оставшись в стрингах.

– Пошли из этого вертепа! – ухватив пунцового Стремянного за руку, она увлекла его в соседнюю комнату.

Через сорок минут все четверо полураздетые вновь собрались вокруг журнального столика. Обласканный, Стремянный совершенно освоился. Упрятав под простынкой наметившийся животик, поглаживал прильнувшую Валерию.

– Ну, как? – вопросительно кивнул Симка.

– Оказывается, вполне молодца! – Стремянный требовательно скосился на Валерию.

– Супер! – подтвердила утомленная девушка.

– Сейчас ещё лучше станет. Передохнём и махнемся, – благодушно предложил Матусёнок, откровенно выцеливая грудки Валерии.

Перепившая Марианна внезапно обиделась.

– Махаться – это ты мастёр, – она со злостью сбросила руку Матусёнка со своего бедра. Поднялась, качнувшись. – Какой день махаемся. Дружков как на экскурсию водишь. А ныне и вовсе начал под старпёров подкладывать, – она обозначила движение головой в сторону посеревшего Стремянного.

От пренебрежительного этого кивка из Стремянного будто разом выпустили воздух.

– Только на экскурсиях экспонаты не лапают, – подхихикнула Валерия.

– Именно. Ты б так же преступления раскрывал, как на халяву трахаешь! – Марианна вошла в раж. – Сколько можно обещаниями кормить? У меня всё-таки золото, сколько ни есть, а считанное. А у Валерки и вовсе материнскую цепку с шеи сорвали. Обещал же, что недели не пройдет…

– Сказал, – раскрою, – буркнул Матусёнок. Робко скосился на товарища.

До Стремянного, наконец, дошло, что Симка притащил его к проституткам. Тем самым, которых ограбили в день их знакомства. Получается, всё это время он острил, сыпал витиеватыми тостами; стремясь обаять Валерию, шептал ей в ушко нежные словечки. Выходит, соблазнял проститутку.

Марианна заметила его смятение и догадалась о причине.

– Да не, мы в самом деле: Лерка – студентка, я – аспирантка.

Просто не на стипендию же жить. А ты, кстати, Лерке, вижу, приглянулся. Она антиквариат любит, – как могла, успокоила она Стремянного.

Что на это можно ответить? Разве что откланяться. Опустив глаза, Стремянный принялся одеваться. Больше всего в эту минуту боялся пересечься с девичьими, насмешливыми взглядами. Как сформулировал Штирлиц, в разговоре запоминается последняя фраза.

– Кстати, барышни, – стараясь сгладить неловкость, Стремянный постарался перевести разговор в деловое русло. – Среди ваших подруг по профессии нет такой, щупленькой, рыжеволосой, со стрижкой под мальчика? – поинтересовался он.

– Гаврош, что ли?! – ответила Валерия.

Нога Стремянного застряла в брючине.

– Гаврош, – он сглотнул.

– За двадцать минут до вашего прихода эсэмэску прислала. Совсем из головы вылетело, – обратилась она к подруге. – Ни с того ни с сего объявилась. Пишет, – подцепила буратино. Обреет и завтра укатывает с концами на Черное море. Значит, «бабки» возвращать не собирается. Ну, не стерва ли?

– Надо же, всё ещё в Москве. Я думала, давно слиняла, – вяло удивилась Марианна.

– Странное для женщины имя – Гаврош. Почему Гаврош? – Стремянный принялся аккуратно подвигать разговор в нужном направлении.