Гамильтон так уставился на Элизабет, словно она сказала какую-то непристойность. Марш поерзал на стуле.

– И через какое-то время Ченнинг обнаружили в подвале заброшенного жилого дома на Пенелоуп-стрит.

– Да.

– Как бы вы описали этот район?

– Гадюшник.

– Опасный?

– Да, недавно там было несколько перестрелок.

– А убийств?

– Тоже было дело.

Марш подался вперед.

– Почему вы зашли в этот дом в одиночку? Где на тот момент находился ваш напарник?

– Я уже это объясняла.

– Объясните еще раз.

– Было уже поздно. Мы занимались поисками Ченнинг Шоур с пяти утра. Очень устали. Бекетт поехал домой принять душ и немного поспать. Я решила выпить кофе и перехватить чего-нибудь в закусочной для автомобилистов. Мы договорились встретиться снова в пять на следующее утро.

– Продолжайте.

– Я получила по радио вызов от диспетчера – меня попросили проверить сообщение о какой-то подозрительной деятельности в заброшенном доме на Пенелоуп-стрит. В сообщении отмечалось, что в подвале что-то происходит, вроде как слышны крики. В другой ситуации я не стала бы принимать такой вызов, но ночка выдалась тяжкая. Наши буквально разрывались на части.

– Как это, разрывались на части?

– В тот день закрылась аккумуляторная фабрика – город потерял три сотни рабочих мест, хотя ему и трех-то терять не по карману. Начался бунт. Жгли машины. Народ рассвирепел. Полиции пришлось распылять ресурсы.

– Где находился в тот момент детектив Бекетт?

– Он человек женатый, у него дети. Ему нужно было время.

– Итак, вы отправились совсем одна в опасный район, а потом – в дом, из которого, согласно сообщению диспетчера, слышались крики?

– Совершенно верно.

– И не вызвали подкрепление?

– Нет.

– Это нормальный порядок действий?

– Так и день был не совсем нормальный.

Марш побарабанил пальцами по столу.

– Вы выпивали?

– Этот вопрос оскорбителен.

Марш двинул по столу листок бумаги.

– Вот рапорт о происшествии, составленный вашим непосредственным начальником. – Он бросил взгляд на Дайера. – Тут говорится, что после стрельбы вы были дезориентированы. Временами вообще ни на что не реагировали.

Элизабет на секунду будто вновь перенеслась в тот момент, о котором шла речь. Она сидит на бордюре возле заброшенного дома. Ченнинг уже поместили в «скорую», закутанную в одеяло, в полном ступоре. Руки Дайера лежат на плечах Элизабет. «Ну поговори со мной, – повторяет он. – Ну Лиз!» Его глаза то проявляются, то исчезают опять. «Господи, – произносит он, – да что же тут такое творится?!»

– Я не выпивала. И не была выпивши.

Марш откинулся на спинку, внимательно изучая ее лицо.

– У вас вообще слабость к детям и подросткам.

– Это вопрос?

– Особенно к тем, которые беспомощны и которых каким-то образом обижают. Это отражено в вашем личном деле. Люди в управлении в курсе. Вы очень остро реагируете, когда молодежь попадает в беду. Конфликтуете с властями, часто прибегаете к силе. – Марш подался вперед. – Чувствуете какую-то связь с теми, кто мал, юн и не способен постоять за себя.

– А разве это не законная часть нашей работы?

– Только когда это не входит в противоречие с работой. – Марш открыл еще одну папку и принялся раскидывать по столу фотографии трупов. Фото были глянцевые, полноцветные. Непосредственно с места происшествия. Из морга. Они веером разлеглись по столу, словно игральные карты: кровь, пустые глаза и раскрошенные кости. – Вы вошли совсем одна в заброшенный дом…

Говоря, он перебирал снимки.

– Электричества не было. Сообщения о криках. Вы вошли в подвал совершенно одна.

Он выравнивал фотографии по краю, пока они не выстроились в идеальную линию.

– Вы что-нибудь слышали?

Элизабет только сглотнула.

– Детектив Блэк? Вы что-нибудь слышали?

– Капала вода. Крысы копошились в стенах.

– Крысы?

– Да.

– Что еще?

– Ченнинг плакала.

– Вы видели ее?

Элизабет моргнула, и воспоминания разом размылись во что-то мутное.

– Она была во второй комнате.

– Опишите это помещение.

– Бетон. Низкие потолки. Матрас в углу.

– Там было темно?

– На ящике горела свечка. Красная.

Элизабет прикрыла глаза и сразу как наяву увидела эту сцену: потеки воска и мерцающий свет, коридоры, двери и скрывающиеся во тьме углы. Все такое же реальное, как в ее снах, но в основном она слышала голос девушки, обрывки слов и молитвы – то, как та умоляла Господа помочь ей, ну пожалуйста!

– Где находились в тот момент братья Монро?

– Не знаю. – Элизабет откашлялась. – Там были и другие помещения.

– А ребенок? – Марш подтолкнул вперед одну из фотографий. На ней был изображен матрас с брошенным на него мотком проволоки. Элизабет опять заморгала, но комната вокруг нее оставалась размытой. Только фотография была в фокусе. Матрас. Воспоминания. – В каком состоянии была Ченнинг?

– В каком? Думаю, сами можете представить.

– Испугана, естественно. – Он ткнул пальцем в матрас на фотографии. – Привязана к матрасу проволокой. Обнаженная. Одна.

Марш убрал снимок, потом прикоснулся к двум другим, изображающим мертвых людей – тела причудливо изогнуты, изломаны, раскрошены пулями.

– Вот эти интересуют меня больше всего. – Он придвинул снимки поближе к ней. – В особенности места попадания пуль. – Марш коснулся сначала одного изображенного на фото человека, а потом другого. – Оба колена прострелены. – Вперед двинулся увеличенный снимок раздробленных коленей. – Многочисленные попадания в пах. И опять-таки у обоих.

Очередной увеличенный снимок ширкнул по столу – фото, сделанное в ходе вскрытия, жестокое и яркое.

– Вы пытали этих людей, детектив Блэк?

По лакированному дереву скользнула еще одна фотография.

– Титус Монро. Прострелены оба колена и оба локтевых сустава.

– Не намеренно.

– Но весьма болезненно. Хотя и не смертельно.

Элизабет сглотнула, ощущая, как кружится голова. Марш это заметил.

– Прошу вас посмотреть на каждую из фотографий.

– Я их уже видела.

– Это не случайные повреждения, детектив.