Центр сказал, что Имп Плюсу следует задуматься о подготовке к некоторой отключке, но не будет ли Имп Плюс любезен сообщить последние показания глюкозы. И Имп Плюс удивился, что Центр такое говорит, когда Центр никогда прежде для таких данных в Имп Плюсе не нуждался.

Или не нуждался до настоящего момента, с выскакивающими электродами.

Щепка, которую смуглая женщина поднесла к его руке в Калифорнии, была большой, а не маленькой, как здешние щепки. Не электрод. Хоть и с иглой на одном конце.

Сейчас конечности или крылья, шеи или спицы пульсировали млечным мерцанием, так что циклирование позднего света получило салют.

Имп Плюс знал, что большее, окружавшее повсюду и бывшее из него, вырастало из его мозга.

6.

К нему не приходило. От него уходило. Он не мог прекратить знать, что у него отберут.

Если все должно от него уйти, возможно, оно уйдет после прихода темноты. Сквозь уменьшавшийся свет он различил, что в спицах мембраны нет изменения. Если не считать того, что начало быть изгибом в одной.

Он видел, что его взор теперь так часто не перемещается от широко раскинувшейся дымки до ясного и обратно. И видел, что, пока способен вдумывать свое зрение в удаленные конечности, он этого не делает.

Потому что хотел не делать. И желание уже превосходило память о том, почему он хотел не делать.

Эта мысль превратилась в обваливание и жгла его изнутри наружу. Не на удаленной мембране, а ближе к дому, хоть и с тем же ощущением независимости от него.

Раньше он хотел располагаться в центре, а не быть рассеянным до дальних пределов себя, которые были неизвестным местоположением спиц. Эта мысль снова запустила растущую боль. Хотя теперь она зыбила наружу нутро, что ему теперь показалось любопытным.

Поэтому он должен был это видеть. Как видел распад глиальных клеевых бластных клеток на независимые блоки губки, которые разламывались и были больше клеевыми бластными клетками, чем раньше. Подобным же образом волокна раньше пульсировали вкось в старых глазных трактах, у чьей головки волокна блокировались пустотой там, где их отделили.

Вместо этого они пульсировали вкось: в височную долю, думал он.

Где Центр давал пинки, как он говорил.

Которые Имп Плюс, по словам Центра, возвращал в обмен на префронтальных участках 9 и 12. Принимались в одном месте, возвращались в другом.

Поскольку света стало меньше, ему не нужно было видеть столько же. Поэтому, возможно, он больше думал.

Что его остановило? Был ли он теперь собственным зрением? Да, если мог согласиться стать рассеянным. Он мог бы свободно течь среди спиц вечно. Или получать пульсацию от Центра, как три сброшенные щепки, полученные из Центральных волн пульсации, подобного движению локтей кузнечика, приходящий на частоте, как брешь в преграде.

Смуглая женщина, поднесшая большую щепку к его руке, сначала пришла и проверила его пульс. Учащенная боль, вот что у него было, а она проверила пульс и ушла.

Обратно принесла она не его пульс, а щепку, крупную, которая вошла в его руку на изгибе.

Но где же его пульс? Он спросил об этом смуглую медсестру. Он припомнил ее и припомнил медсестра.

И сейчас на орбите свитые оптические волокна уже перенацелили себя, пульсируя вкось наружу через стенку тракта, составляя карту с кодированной сеткой того места, куда они направлялись, уходя. Имп Плюсу было интересно, не Земля ли возвращала ему его пульс. И вот его зрение снаружи мозга! Взор перемещался между тонкой дымкой и одиночной ясностью контуров, нарисованных на черной доске, которая была зеленой. Но суть была в том, что он перемещался пульсацией. Пульс исходил из какого-то места.

Имп Плюс выискивал волны, сворачивающиеся в щепки. Но видел лишь щепки. Имп Плюс думал ответить Центру, но не развернул свою Концентрационную Цепь на согласованный размер и лишь выговорил: ГЛЮКОЗА ХОРОШО. ГЛЮКОЗА ПРЕКРАСНО.

Имп Плюса интересовало, знал ли он по-прежнему, как активировать до определенного размера Концентрационную Цепь. Слабое Эхо знало, но Имп Плюс отпустил Слабое Эхо.

Имп Плюс обнаружил, внутри фонаря своего мозга, волоски, как морские нити, бьющиеся вместе. Но вместе, как отдельные комплекты. То есть один комплект стучал медленно, другой быстро, следующий беспокойно, однако в собственном потоке туда и сюда. Потому Имп Плюс выделил линию Земли, и это теперь было труднее, чем сосредоточиться на линии датчика глюкозы, но затем он прекратил хотеть сообщать Центру о волосках. Раньше он видел волоски не такими длинными, но заметил их лишь сейчас в нижнем свете, когда они не росли. Он отпустил линию Земли, хотя Центр мог бы ответить на его хорошо и его прекрасно. Ему хотелось смотреть. Но когда он смотрел, стучания вновь, вновь и вновь разделялись на ощущение большее, чем то, на какое могли рассчитывать Центр и Слабое Эхо, и большее, чем темнота.

Когда он сразу осознал присутствие многих комплектов волосков, каждый постоянен в своем медленном, быстром, ровном или неизменно рваном ритме, оказалось, что здесь больше. Он прошел от одного конца своего ощущения до другого, так что некоторые комплекты образовали линию. Затем переместился назад на разряд или разрядом выше. Когда перекладины казались параллельными друг другу, углы начали поворачиваться. Поэтому лестница стала круглой лестницей. Но округлость куда-то свернула и была больше сеткой. Сетка распростерла свои комплекты или узлы крохотных волосков так, что, когда он смотрел, это движение было пробегом пространства, искривленного вдоль вечно заново открывающейся возможности градиентов.

Которые, высматривая, чтобы увидеть больше, он умножил.

Он высматривал, откуда шла пульсация многочисленных пульсаций.

Внизу — словно бы далеко внизу — дротика видно не было, там, где синий разряд сопроводил последний доклад Слабого Эха (Гипоталамус активен).

Ниже этого была пламенная железа, от которой он держал расстояние свернутым. Пламя сейчас было менее свернутым, однако гораздо менее ярким. Но со светом не только низким, но более другим.

Поля раскачивающихся бьющихся пучков морских волосков расходились повсюду. А Имп Плюс не расходился.

Он не смотрел наружу в поисках конечностей и щепок. Не проверял водоросли и окно, на котором не было прицельной сетки для измерения положения. Не видел, может ли он сейчас выработать линии к датчикам. Или к Земле.

Он собрал себя хваткой. Он был на мягко-сером и клеево-белом.

Как-то не так давно он спускался по одной стороне и поднимался наружу подругой. Но сейчас тянулся к носу и корме. Сердце, пульсирующее пульсами, было, думал он, мозгом! Должно быть им.

Он один знал. Потом