Разумеется, доложили Дмитрию Ивановичу. Но Михаил Тверской, бросив ему дерзкий вызов, на этот раз не удирал за границу. В вылазках на московские и новгородские земли он сформировал собственный полк, а литовцы помогли обучить его, выделили умелых командиров, конный отряд. Михаил подоспел к Торжку раньше, чем великий князь. Александр

Обакунович рассудил по-своему. Стены Торжка, обгоревшие после прошлых осад, представлялись не слишком внушительным укрытием. Впрочем, торчать за стенами, высматривать, когда же Москва придет на выручку, казалось скучным. Удальцы-новгородцы привыкли иначе – шарахнуть во всю молодецкую силушку, разойдись плечо, размахнись рука, и кто выдержит бешеный напор? К ним присоединились жители Торжка, их было больше, чем врагов…

31 мая 1372 г. они вышли в поле, с дружным кличем устремились вперед. Но Михаил Тверской и его литовские инструкторы действовали хладнокровно. Собрали в кулак лучшие бронированные дружины и нацелили удар прямо туда, где неслись в атаку, распялив в крике рты, новгородские воеводы. Смяли, Александр Обакунович рухнул под копыта коней, его нестройная рать сразу потеряла порыв, стала разваливаться. Тверичам только этого и надо было, нажали по всему фронту, и защитники побежали. А Михаил заметил, что ветер дует им в спину, велел поджигать город. Занялось с треском, пламя потекло волной по высохшим бревнам домов, заборов, сараев. Вопили люди, надрывалась погибающая скотина.

Толпы бежали к речке Тверце, давили друг друга, тонули. Другие выскакивали навстречу победителям, напарывались на мечи и копья, кидались обратно в огонь. Потом ратники Михаила опомнились, что пленные денег стоят. Стали хватать мечущихся, обезумевших, вытаскивать залезших в речку. Опьянев от вседозволенности, измывались. Кто-то придумал раздевать всех женщин донага. С хохотом сдирали с ошалевших баб сарафаны, рубахи. Попались монахини, но и их заголяли. Под улюлюканье жались в кучах пленных голые матери с младенцами, голые бабки с голыми внучками, а у них на глазах возбужденное воинство распластывало на земле орущих от страха и стыда девок. Некоторые тверичи охотились за более ценными трофеями. Пожар пощадил каменные храмы, но их забили сотни трупов людей, задохнувшихся от дыма. Не без труда расчищали проходы в мертвых телах, срывали ризы, оклады икон. Это были русские – и тешились над русскими…

Трагедия Торжка стала самым позорным пятном Литовщины. Но московский государь повел себя не так, как от него ждали. Ждали и пострадавшие и… враги. Михаил намеренно задирал, выманивал полки Дмитрия Ивановича из каменного Кремля. А Ольгерд караулил. Осерчает молодой великий князь, выйдут москвичи покарать Тверь, тут и накроют их литовцы. Не вышли, раскусили ловушку. Дмитрий эмоциям не поддался, воеводы у него подобрались далеко не худшие, а на границах не дремала разведка.

Обман не удался, но Ольгерд отбросил маски миролюбия. Он готовился к решающей схватке, а найти повод было не сложно. Очень некстати умер его митрополит Роман, и властитель Литвы, выпрашивая в Константинополе замену, вывалил перед византийцами массу обвинений в адрес Москвы. Писал, что святитель Алексий ходит подручным у Дмитрия, а литовскую паству совсем забросил. Жаловался и на Дмитрия – дескать, разбойничает, отнял у Литвы Ржев, Великие Луки, Березуйск, Мценск. Все эти города Ольгерд без зазрения совести уже считал своими.

На некоторое время после гибели Торжка установилось затишье. Литовский государь понимал – москвичи настороже. Хотел, чтобы они успокоились, расслабились. Третий поход на Русь он отложил на целый год. Как обычно, соблюдал строжайшую тайну. Летом 1373 г. разослал приказы сыновьям, вассалам – поднимать воинов. Куда? Пока к местам сбора, а цель он объявит позже. Маршрут Ольгерд наметил похитрее, выскочить на Москву не с запада, а с юга. Прошел лесными тропами между притоками Оки, Пахрой и Угрой. Под Калугой присоединился Михаил Тверской.

Двинулись и… нарвались. Не Ольгерд, а Дмитрий преподнес ему урок воинского искусства! Выяснилось, что в Москве знали о нападении. И не только знали, а точно вычислили место, куда выйдет враг. Полки великого князя и его удельных подручных уже стояли рядом с Калугой, под Любутском. Мало того, они заблаговременно развернулись к битве и первыми ударили на литовский авангард. Опрокинули его, распушили в хвост и в гриву. Остатки передовой колонны побежали, заразили паникой идущих сзади. Они тоже покатились прочь. Ошеломленный Ольгерд метался на коне между отрядами, призывал опомниться. Отводил их за глубокий овраг, строил. А следом за неприятелем наступала рать Дмитрия, остановилась на противоположной стороне оврага.

Перебираться через него для тех и других было бы самоубийством – вниз-то скатишься, а каково наверх под стрелами и копьями? Стояли день, другой. Но Ольгерду пришло время крепко подумать. Он опозорился. Молоденький Дмитрий и его воеводы переиграли матерого волка. У них имелась великолепная армия. Стоило ли рисковать всем, чего он достиг в жизни, чтобы напоследок быть битым? Завязались переговоры. Москвичи соглашались мириться, новых требований не выдвигали. Возобновили тот самый договор, который подписывали два года назад. Но «ничья» была достаточно красноречивой. Москва отстояла свое, а Литва отрекалась от дальнейших замыслов, от Михаила. За ним сохранили Тверь, но он клялся никогда не претендовать на великое княжение, возвращал всю добычу и пленных.

Нет, не приходилось мечтать в XIV в. ни о прочном мире, ни о спокойствии. Где и когда оно будет, спокойствие? Разве что в Царствии Небесном для тех, кто сподобится. Не успели отразить угрозу с запада, как заполыхало на юге… Рязанцы не признали Владимира Пронского, возведенного на престол соседями. Как посмел он принять власть из рук исконных рязанских врагов? Сам себя осрамил! Едва полки Боброка Волынского покинули пределы княжества, вынырнул из лесов Олег. Это был свой князь, законный! Рязань забурлила, Владимир бежал. Его кинулись ловить по всем дорогам, перехватили. Олег посадил его под замок и «привел в свою волю». Как привел и отпустил ли после этого на свободу, летописцы умалчивают. Известно лишь, что пару месяцев спустя Владимир умер.

Но и Олегу недолго довелось править в возвращенной столице. Напомнили о себе татары. Кочевники Белой и Синей орд продолжали борьбу за Сарай. Но степи на запад от Волги удержал Мамай. Он побил нескольких мелких ханов и эмиров, другие склонялись перед ним. Ему подчинились Крым, Северный Кавказ, Мордовия, Камская Болгария. Собиралась и устраивалась заново обширная держава. А Сарай приходил в упадок, торгаши и менялы опять перебирались в Причерноморье. В смутах все понесли немалые убытки, и сам Мамай, и его мурзы, воины, купцы.

Чтобы упрочить власть, надо было удовлетворить подданных. Мурзам и воинам требовалась добыча – чем лучше пограбят, тем больше к нему перейдет всадников от сарайских ханов. Купцам требовались караваны пленных. Но пришло время указать и русским князьям, где их место, как себя вести с хозяином. Дмитрий Московский появился перед властителем всего один раз, и дань прислал один раз. А стоило разгореться ордынским усобицам, как будто забыл про недавнего повелителя. Следовало подхлестнуть русских, чтобы не были такими забывчивыми.