С Дэшем Гор был знаком несколько десятков лет, и хотя тот ему в общем нравился, он знал, что Дэш, по сути, – наемный писака с толикой таланта, кому удалось поддерживать карьеру тем, что он тщательно старался не оскорблять дам среднего возраста и чуланных гомосексуалистов, составлявших основу его читательской аудитории. Книги его, написанные вполне сносно, были столь безрадостно беззубы, что даже президент Рейган взял одну с собой в отпуск в Калифорнию ближе к концу своего ошеломляющего правления и объявил граду и миру, что это мастерское изображение американских сталелитейщиков, не осознавая, что оные сталелитейщики прокладывают трубы друг к другу. Гору нравилось думать, что Нэнси – с кем было так весело в старину, перед тем как она продала свою душу республиканцам, – знала, что там на самом деле происходит, но отказалась сообщать об этом своему любимому Ронни из страха сокрушить его невинность.

Два писателя впервые повстречались в гей-клубе в Западной Деревне, в 1950-х. Гор уже издал несколько романов, пропорхал пируэтами через скандал, вызванный “Городом и столпом”[18], с изяществом юной Марго Фонтейн, и его репутация укрепилась больше, чем у большинства его сверстников. Он рысил по вечеринкам рука об руку с разными Кеннеди, Асторами и Рокфеллерами, с Теннесси и Джимми Дином[19] и неизменно оставлял по себе какое-нибудь замечание в кильватере, чтобы гостям было о чем сплетничать на следующее утро. Нередко случалось, что на каком-нибудь таком сборище к нему подходил мальчик и предлагал свой хер или зад в обмен на билет в мир привилегий, но Гор предпочитал не пускаться в столь низменные транзакции. “Можем покувыркаться, если желаешь, – говорил он, если мальчик оказывался достаточно смазлив, – но не жди от меня чего-то большего, чем оргазм”. Не то чтоб он любил вставлять или когда вставляют ему. Несколько раз пробовал, но это занятие оказалось не для него. Вкусы у него были простые. Поработать рукой – удовольствие вполне достаточное. Быть может, немного фроттажа. И как ни восхищался он римскими императорами, его никогда не интересовало подражать каким бы то ни было их эскападам позабористее.

В тот конкретный вечер, однако, он заметил, как на него через всю комнату пристально смотрит молодой человек, но, поскольку ничего примечательного – помимо того, что малый наверняка был плодом любви Чарлза Лотона и Маргарет Разерфорд, – Гор в нем не обнаружил, то и не стал поощрять его интерес. Они сидели с Элизабет и Монти[20], но те удалились рано, когда бедный Монти расплакался от каких-то слов Гора, и он уже собрался домой один, когда молодой человек – Дэш – подсел к нему за столик, подойдя с каким-то моряком и представившись автором-дебютантом, чей первый роман должен выйти осенью.

– Как это вас, надо полагать, будоражит, – пробормотал Гор, едва глянув на писателя, однако наслаждаясь видом моряка, который смотрел на него с той разновидностью улыбки, от какой становилось ясно, что стоит ему лишь слово сказать – и они вместе взметнут на мачту “Веселого Роджера”. – Только не рассказывайте мне об этом ничего, милый мальчик. Иначе это испортит удовольствие от его чтения.

Дэш зримо упал духом. Ему явно хотелось изложить сюжет целиком, от начала до конца, и чтобы Гор ему сказал, до чего это все чудесно. Моряк, вероятно, уже слишком долго претерпевал в роли безразличной публики, а потому теперь встал и пошел к бару за тремя банановыми дайкири, и пока его не было, Дэш сообщил Гору, как сильно уважает он творчество последнего, и предложил отсосать ему в знак благодарности в мужском туалете, каковое предложение Гор учтиво отклонил. Не то чтоб он берег себя для дальнейшего с моряком – там еще присутствовал образ этого мальчика на коленях, его жирные губы сомкнуты у Гора на хере, и выглядело это отвратительно.

– Но предложение очень любезное, – добавил он, не желая казаться грубияном.

– О, я с радостью, – ответил Дэш. – То же самое сделаю кому угодно.

– А откуда вы знаете… как его бишь, кстати сказать? Вон того “встал-якоря”?

– Это Джин, – ответил Дэш, глянув на стойку бара, у которой мальчик увлеченно отбивал авансы мужчины гораздо старше себя, которому, казалось, очень хотелось щипать его за ягодицы. Бескозырка у парня на голове кокетливо съехала набекрень, под нею обнаружились аккуратные светлые кудри, напомнившие Гору о том мальчике, которого он любил в Сент-Олбэнзе до войны.

– Джин, – тихонько повторил он. – Как Джин Келли. Уместно, по-моему. Хотя и моего отца звали Джином[21], но он в своем пиздопоклонстве ни перед одним мужчиной не кланялся.

– Вам самому доводилось посещать?

– Нет, разумеется, – содрогнувшись, ответил Гор. – А вам?

– Один раз, – признался Дэш. – Моя мать хотела, чтобы я женился на некоей Кларе Дей-Уитли, дебютантке из Мэриленда, и во мгновенье слабости, опасаясь за свое наследство, я на это согласился. Только Клара настояла, чтобы мы совершили порочное деяние еще до того, как она решится на ответ, поскольку, по ее словам, ей бы не хотелось застревать на весь остаток жизни с Вялым Джо. Оглядываясь в прошлое, думаю, она была нимфоманкой. Никак не могла отлипнуть от меня. Как бы там ни было, я согласился на ее условия, и однажды субботним днем мы с нею вместе отправились в постель, пока ее родители были на собрании “Ротари-клуба”. Актер из меня неплохой, но ей понадобилось не очень много времени, чтобы осознать, что ей втюхивают некондиционный товар.

– Должно быть, вашу мать убило горем.

– Точно.

– Впоследствии вы ей сообщили правду?

– О нет, на такое я неспособен. У нее бы тогда началось очередное сердце. Она по-прежнему присматривает мне какую-нибудь подходящую жену, но, надеюсь, никакого дальнейшего развития этих событий не последует.

– А ваш роман? – спросил Гор. – Он любовный?

– В некотором роде. Молодой человек знакомится с девушкой, которая…

– Да-да. Пришлите-ка мне экземплярчик. Обещаю прочесть.