— Ладно, — шепнул я себе. — Стучи уже.

Ден открыл быстро, я даже не успел как следует подготовиться. Он стоял передо мной, такой привычный и даже родной, только полураздетый. Всеми силами я пытался выглядеть как обычно — чуть надменно и холодно.

— Чего не позвонил? — буркнул Денеб, явно недовольный моим появлением.

— Ты не отвечал, — я пожал плечами.

— А… Возможно.

— Ты опять с Адой? — кивнул я в сторону спальни, хотя и так всё прекрасно знал. Знал даже больше, чем мне полагалось.

Я начал выдавать ему информацию порциями: о появлении Ады в архивах, о том, что в тени теперь только об этом и говорят, о Сёртуне. Денеб не преминул отметить и мои искажения, от которых страдает Ада, но ведь я просто стремился помочь! Правда не Дену, а нашему общему делу и, может быть, себе. Хорошо, что он не умел читать мысли. Мы были близки к тому, чтобы начать ругаться, я бросал тяжёлые взгляды на друга, когда он пытался отшутиться и доказать мне, что его забавы с Адой — просто забавы, и в них нет ничего серьёзного.

Кое-как нам обоим удалось успокоиться, после чего Ден огорошил меня сообщением о том, что завтра они с Адой собираются прийти ко мне на ужин в ресторан.

— Ха, ну приходите… Это будет крайне интересно, даже занятно, я бы сказал, — я чуть повел бровью, старательно изображая удивление. С одной стороны мне хотелось понять, что затеял Денеб, а с другой — его поведение было оправдано. Если у них с Адой всё закрутилось, нужно как можно скорее затягивать её в наши сети и уже не отпускать. Знакомство со мной — как испытание. Знаю, что она невероятно боится меня. Как и сейчас, когда я не поставил серьёзного блока.

— Ден! — раздался тревожный голос Ады из спальни. — Мне страшно!

— Льё! — шикнул Денеб на меня, заметно напрягаясь, даже глаза помутнели. — Ты что опять делаешь?

— Да ничего… Это в ней Феникс говорит, боится она меня. И не столько меня, сколько того, что я приношу с собой. Флёр экзистенциальности… — улыбнулся я как можно легче и незаметнее, хотя сердце у меня разрывалось от осознания собственной сущности, которая никогда и низачто не сможет мирно сосуществовать рядом с Фениксом. Рядом с Адой. — Ладно. Оставляю вас…

— До встречи.

Ден закрыл дверь перед моим лицом, и я услышал его торопливые шаги, уткнувшись лбом в грубое дверное полотно. Мне стоило бы отступиться, подыскать другого Феникса для той роли, которую я отводил этим существам в достижении своей цели, но кроме Ады никого на примете не было, а время поджимало. Голова твердила, что я поступаю безрассудно, подвергаю нас всех опасности, фактически ступая на тропу войны с Сёртуном. Но сердце… Оно готово было остановиться здесь и сейчас, если бы я отобрал у него Адочку.

Домой отправился на такси, и пока ехал, память учтиво мне подкинула тот день, когда впервые довелось увидеть Аду в деле. Да в каком!

Тогда я только-только закончил зачистку и уже собирался благополучно отправиться в гостиницу, написать отчёт и улечься спать, чтобы на следующий день вылететь в Лондон. Мне позвонили и велели срочно отправиться на подмогу Фениксу, чего, к слову сказать, давненько не бывало. Оказывается, я работал в десяти минутах езды от того места, где Ада чуть не рассталась с жизнью.

Комната полыхала изнутри, слышался дикий визг, лязг, пахло палёным и из-под закрытой двери сочился едкий серый туман. Я сразу почувствовал неладное, влияние слишком странное и сильное. Скорее всего — смешанное, но таких видов никогда в жизни не встречал. После расследования оказалось, что я был совершенно прав, только вот знания эти на тот момент мне никак не помогли бы.

Я ворвался в комнату, распахнув дверь настежь, боясь опоздать. Феникса чувствовал плохо, она была сильно ранена и потеряла много сил. Сразу же попытался оценить обстановку, выходить из тени не рискнул, и так всё видел: полыхающие стены, серый туман, заполнивший всё пространство и жуткое нечто, висящее над Адой и проливающее кровь на пол. Кошмарное влияние, переродившееся в полуживое существо, создавшее себе подобие вен и чёрного мерцающего сердца.

Ада прикрывалась одним уцелевшим крылом, вместо другого зияла страшная рана, спина и пол были усыпаны чёрными угольками и пеплом — влияние просто напросто сожгло крыло. Я не стал забираться ей в голову, мне просто было некогда это делать. За страшным серым туманом, наполненным вселенской ненавистью и злостью, я разглядел милого мальчика с пшеничными волосами, чем-то похожего на ангелочка, какими их рисуют в детских книгах. Жаль, что этому малышу пришлось испытать такую сумасшедшую боль, которая непременно сопровождает выжигание.

Я достал из кармана большую рабочую кисть, широкую, не самую изящную, зато действенную. Своими красками пользоваться не рискнул — долго и требует слишком много сил, а я боялся за Аду. Она выглядела такой раздавленной и несчастной, такой опустошенной и бессильной, что я тут же понял, что вопреки здравому смыслу, никогда не прощу себе, если она погибнет здесь на моих глазах. И в таком ужасающем состоянии она прекрасна, даже с одним крылом, израненная и отчаявшаяся. Если и бывает любовь с первого взгляда, с единственной мысли, — то это была она.

Макнув кисть в лужу крови, которая прекрасно работала вместо красок всегда и везде, я начал делать то, что делал из года в год всю свою жизнь: выводил символы и знаки, ускоряющие экзистенциальные искажения. Сначала поработал с комнатой — пол, стены — это помогло избавиться от огня, после быстрыми движениями подвесил несколько знаков в воздухе, чтобы убрать туман. Конечно, влияние не глупое создание, особенное такое, и пыталось подобраться ко мне. Но я быстрее и сильнее. Истинный экзистенциалист — невероятное звание, достойных слишком мало. Хотя откуда об этом знать влиянию?

Продолжая создавать свои художества, я искажал существо, чуть не убившее Аду. Туман сжимался, корчился и сворачивался то клубком, то комком лежалой сахарной ваты. Я чувствовал, как больно было тому маленькому мальчику, совершенно тщедушному и несчастному, и не был уверен, что смогу сохранить ему жизнь. Зато Феникс точно спасен.

Пожар унимался, скатываясь огненными всполохами со стен, следом сползала копоть и нагар, растворяясь в лужах крови на полу, которая благополучно всасывалась венами в туман, в его чёрное сердце. Я давил влияние, что было сил давил, заставлял его поворачивать время вспять, исчезать, растворяться, забывать. То, что