Слов «толстый болван» часто бывает достаточно, чтобы раззадорить таких, как Блэйни.

Он выпрямился. Я увидел сапог, занесенный над моим лицом. Сапог был совсем рядом – поношенный, с паутиной трещин на коже. Превозмогая боль, я поднял руку, неуклюже пытаясь загородиться от неминуемого удара.

Однако удар пришелся не по лицу, а в живот. Удар такой силы, что я взлетел в воздух и снова шмякнулся на палубу. Краем глаза я увидел Тэтча. До сих пор я думал, что он благоволит ко мне за смелость. Совсем недавно он искренне смеялся над Блэйни. Теперь капитан не менее искренне смеялся надо мной. Я кое-как перевернулся на бок и увидел приближающегося верзилу. Он снова поднял ногу, готовясь наступить на меня, и посмотрел в сторону Тэтча.

– Ваше решение, сэр? – спросил он.

Я не стал ждать, пока капитан ему ответит. Застонав от напряжения, я схватил Блэйни за ногу, свернул ее в сторону, а его опрокинул на палубу. Зрительские симпатии снова переметнулись ко мне. Опять свист и крики.

Зрителям было совершенно все равно, кто победит. Им хотелось кровавого зрелища со смертельным исходом. Однако Блэйни лежал распластанный на палубе. Не теряя драгоценных секунд, я оказался на нем, молотя его кулаками. Коленями я ударил его в пах и под ребра. Наверное, со стороны я был похож на раскапризничавшегося мальчишку, пытающегося справиться со взрослым. Я отчаянно надеялся, что каким-нибудь случайным ударом заставлю его отключиться.

Но чуда не произошло. Это явно был не мой день. Блэйни схватил мои кулаки, повернул меня на бок и тыльной стороной ладони ударил по лицу. Я отлетел в сторону. Хрустнул сломанный нос, откуда хлынула кровь. Блэйни придавил меня собой. На этот раз он не стал ждать позволения Тэтча. Блэйни решил покончить со мной. У него в руке блеснуло лезвие ножа…

Раздался хлопок выстрела. Во лбу Блэйни появилась дырка. Рот верзилы раскрылся. Толстый болван стал оседать и замертво рухнул на палубу.

Когда рассеялась пелена перед глазами, я увидел протянутую руку Тэтча. Он помог мне встать. В другой руке он держал еще теплый кремневый пистолет.

– Вот что, парень. У меня в команде есть вакантное место, – сказал капитан. – Хочешь его занять?

Я кивнул, глядя на тело Блэйни. Над окровавленной дырой в его лбу поднималась струйка дыма. «Напрасно ты не убил меня, когда у тебя была такая возможность», – подумал я.

Март 1713 г.

В одном далеком месте, где я никогда не бывал и не намеревался бывать… хотя, в общем-то, отправиться туда никогда не поздно… собрались посланники Англии, Испании, Франции, Португалии и Голландии. День за днем они обсуждали детали соглашений, которые очень скоро изменят жизнь каждого из нас. Прежние мечты окажутся разбитыми вдребезги, и нам придется выбирать новое направление.

Но я немного забегаю вперед. А пока я привыкал к новой жизни, которая мне очень нравилась.

Я считал себя счастливчиком, поскольку Эдвард Тэтч мне благоволил. Он частенько называл меня забиякой. Думаю, ему нравилось мое общество. Он говорил, что я – человек, на которого можно опереться. И здесь он был прав. Эдвард Тэтч спас меня от участи вести жизнь преступника, которую навязывал мне капитан Дользелл (впрочем, оставалась еще альтернатива быть сброшенным за борт, как те бедняги). Благодаря его вмешательству и заботе я вновь стал мечтать, как составлю себе достойную репутацию и с гордо поднятой головой вернусь в Бристоль, к Кэролайн.

Если сейчас мы оба знаем, что мои тогдашние мечты не сбылись, это не делало их менее значимыми.

Моя новая морская жизнь во многом напоминала прежнюю, однако были и весьма приятные отличия. На корабле Тэтча мне не угрожал никакой Блэйни. Последний раз я видел этого верзилу с мозгом устрицы, когда его тело, словно дохлого кита, сбросили за борт. Не было здесь и Александра Дользелла. Он все-таки попал в руки английского правосудия и был казнен в 1715 году. Без этих двоих моя корабельная жизнь заметно улучшилась, став настоящей жизнью капера. Когда удавалось, мы нападали на испанские и португальские корабли и захватывали добычу. Я набирался знаний и навыков, необходимых моряку, и оттачивал свое умение сражаться. Именно Тэтч научил меня владению мечом и стрельбе из пистолетов.

А еще Эдвард Тэтч познакомил меня с определенной жизненной философией, которую перенял от другого человека, старого флибустьера. Этот человек был учителем Тэтча, а вскоре стал и моим наставником. Звали его Бенджамином Хорниголдом.

Где еще я мог встретить Бенджамина, как не в Нассау?

Вряд ли мы считали этот порт на багамском острове Нью-Провиденс «принадлежащим» нам. Мы как-то не задумывались о подобных вещах. Но для нас Нассау был чем-то вроде рая. С одной стороны его окружали крутые скалы. О песчаный берег плескалось неглубокое море. Да, оно было слишком мелким для военных кораблей ее величества. Не годились им и наши причалы, где мы выгружали добычу и припасы. На вершине холма стояла крепость. Оттуда открывался вид на скопище разномастных ветхих домов, лачуг и полусгнивших деревянных террас. Именно здесь и жил Бенджамин Хорниголд. А где же еще, если именно он вместе с Томом Борроу и основали город? Гавань была замечательной. Она надежно укрывала корабли от капризов природы и врагов. Мелководье существенно уменьшало число желающих напасть на этот райский уголок. Дополнительным предостережением некоторым излишне горячим головам служило корабельное кладбище с полузатонувшими останками сожженных и разбитых пушками кораблей.

Мне понравился Бенджамин. Он был непревзойденным моряком и хорошим учителем для Черной Бороды, как тот в свое время – для меня.

Тебе может показаться, что я говорю так лишь из-за событий, случившихся потом. Поверь, те события здесь ни при чем. Едва увидев Бенджамина, я почувствовал: этот человек не просто капер. Он был скорее похож на военного. Я так и видел его профиль с горбатым носом и генеральский мундир. Щеголеватый английский генерал. Даже его одежда больше походила на военную, чем на каперскую.

Возможно, я питал к нему чуть меньше симпатии, чем к Тэтчу, но мое уважение к Бенджамину было таким же, если не выше. Как-никак он основал Нассау. Одно это вызывало у меня самые теплые чувства к нему.

В июле 1713 года, во время вылазки на берег, у Эдварда убили квартирмейстера. А недели через две меня позвали в капитанскую каюту.

– Сынок, ты читать умеешь?

– Да, сэр, – ответил я, ненадолго вспомнив о жене, оставшейся в далеком Бристоле.

Эдвард сидел не за штурманским столом, а на нем. Он был обут в длинные черные сапоги с ботфортами, на поясе красовался красный кушак, из кожаной портупеи выглядывали рукоятки четырех пистолетов. Стол был завален всевозможными картами. Но что-то подсказывало мне: Тэтч позвал меня не ради них.

– Мне нужен новый квартирмейстер, – сообщил он.

– Сэр, не думаю, что я…

Он разразился диким смехом, хлопнув себя по бокам: