Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Безупречная честность и благородство речи Стенли растопили лед сомнения большинства сердец, и многие готовы были немедленно освободить его от оков и вернуть свободу. Но лицо отца Франциса осталось непроницаемым, и он велел дону Феликсу пригласить свидетелей.
Глава 19
“Дух его спокоен,
Естествен цвет лица,
И взгляд не прячется –
Невинности бесспорные черты!”
(Миссис Хеманс)
Суд продолжался. Артур Стенли сидел невозмутимо, с гордо поднятой головой, и твердым взглядом смотрел на своих судей. Он не сомневался в исходе дела, он знал наперед приговор и готов был встретить смерть, как неизбежную кару. Груз становится легче, когда несешь его с покорностью. Приняв безысходность, Стенли умиротворил душу.
Свидетельство дона Алонзо звучало просто и непритязательно. Он до мелочей подробно описал место, где обнаружил тело убитого, рассказал о крайнем возбуждении Стенли, испачканного в крови Моралеса, упомянул извлеченный из мертвого тела обломок английского меча и четко ответил на все вопросы судей.
Затем настала очередь Педро и жены его Джоаны. Старик сообщил, что с первого дня, как англичанин поселился в его доме, ему слышны были из комнаты жильца часто повторяемые слова “кровь” и “месть”. Педро не преминул досадливо упомянуть, что постоялец почти не прикасался к прекрасным блюдам, приготовленным кулинаркой Джоаной, а это, безусловно, говорит о помрачении иноземного ума.
Отец Францис спросил, не случалось ли Педро или Джоане слышать от Стенли слово “убийство”, и получил отрицательный ответ. Пусть не удивляется современный читатель вопросу судьи. Ведь слова “кровь” и “месть” в те времена отнюдь не указывали на преступные намерения произносившего их – они лишь намекали на честный поединок. Другое дело – слово “убийство”!
Джоана припомнила, что как-то раз, когда она забирала от постояльца почти нетронутый обед, он, погруженный в свои думы, произнес “О, Мари, Мари!” Это заявление заставило Стенли покраснеть, отца Франциса – нахмуриться, короля – внимательно взглянуть на заключенного, а Изабелла многозначительно вскинула брови.
“В котором часу ваш жилец покинул дом в ночь убийства?” – продолжил заместитель настоятеля.
“Колокол кафедрального собора прозвонил одиннадцать раз”, – дружно ответили Педро и Джоана.
“Когда он улегся спать?”
“С заходом солнца, Ваша честь”.
“Он звал вас, просил огня?”
“Э-э-э…” – издал Педро неопределенный звук, а Джоана промолчала.
“Вспоминайте и отвечайте! – строго приказал отец Францис, – вы свидетельствуете под присягой, церковь наказывает за ложь!”
“Он просил огня, но…”
“Но вы не сочли нужным исполнить просьбу в поздний час! – грозно проговорил отец Францис, – а между тем, квартирант ваш утверждает, что отправился на поиски меча, и если это верно, значит, оружия не было при нем, и, стало быть, он не убивал! Принеси вы огонь, и мы бы знали с ваших слов, действительно ли он невооруженным покинул дом. Ваша нерадивость послужила во вред суду и заключенному и в помощь настоящему убийце!”
“Из слов сеньора Педро и сеньоры Джоаны, – продолжил отец Францис, – можно заключить, что Стенли спал от захода солнца до одиннадцати вечера, и сон его был весьма глубок, и его не могли разбудить на ужин. Весьма странное поведение преступника за час-другой до исполнения задуманного зла. И зачем требовать огня полночному убийце, торопящемуся покинуть дом навстречу своей жертве? Я думаю, свидетельства домохозяев говорят в пользу невиновности Артура Стенли”.
“Ваш вывод, отец Францис, логичен, однако, вес его не решающий, – возразил глава Святой Эрмандады. Возможно, выходя из дома сеньор Стенли не имел преступной цели, но ведь есть его признание о ненависти и желании мести! И разве не свойство натуры человека поддаваться соблазну удобного момента?”
“Брат, вы возражаете резонно, но все же мы сохраняем надежду на невиновность. Ибо признание сеньора Стенли во вражде и жажде мести не доказывает, что он убил!” – заметил отец Францис.
“Сеньор Педро, – продолжил заместитель настоятеля, – вы можете подтвердить, что квартирант ваш спал от захода солнца до одиннадцати часов? Не забывайте о присяге!”
“Я помню о присяге, Ваша честь, – ответил запуганный старик, – я не осмелюсь поклясться, что жилец спал все это время. Мы с женой выходили к соседям. Когда вернулись, Джоана пыталась предложить ему отличный ужин, но он спал все в той же неизменной позе”.
“Во время вашего отсутствия кто-нибудь был дома?”
“Девушка Бета сидела за работой в комнате этажом ниже”.
Пригласили девушку. Обмерев со страху, она отвечала тихим слабым голосом. Бета сообщила, что незадолго до девяти часов ей послышались крадущиеся шаги и звук закрываемой двери наверху в комнате Стенли. Услыхав эту новость, король и заместитель настоятеля разочарованно переглянулись, а лицо главы Святой Эрмандады выразило удовлетворение. В глазах Артура Стенли засветилась надежда.
“Сейчас ваше слово, сеньор Стенли!” – воскликнул король.
“Благодарю вас, мой король! Нет ничего невероятного в словах девушки. Я уверен, что в мое вино подмешали сонное снадобье, и некто, чьи шаги слышала Бета, пробрался в мою комнату, пока я крепко спал, украл мой меч, чтоб совершить убийство и направить правосудие по ложному пути. Нелепо предполагать, что шаги принадлежали мне, и я вышел из дома, убил, затем вернулся и вновь улегся спать – где время взять на все? На нелепостях мир стоит, но лучше обойтись без них! А, главное, лишь безумие погонит убийцу назад к телу жертвы, удерживая от попытки скрыться!”
“Название сему безумию – совесть! – гневно воскликнул глава Святой Эрмандады, обращаясь к арестованному, – она по принуждению Божественного духа вселяется на миг в злодейское сердце и вопреки его воле возвращает убийцу к жертве, дабы не позволить избежать ему горького финала! Я думаю, отец Францис, для обвинения сеньора Стенли нам не хватает лишь подтверждения заранее обдуманного замысла!”
“Прошу прошения, брат, – возразил отец Францис, – но вывод этот мне кажется поспешным. Замечание арестованного правомерно, и нельзя им пренебречь. Встать, уйти, убить, вернуться, вновь притвориться спящим – не коротко ли время отлучки Педро и Джоаны? Да и Бета не слыхала шагов во второй раз, а ведь она уже была настороже!”
“Мы можем принять сии рассуждения, почтенный отец, – сказал глава Святой Эрмандады, – но разве есть у нас доказательство того,