– Ты хитер, но я не глуп!

Последовал приказ императора: ни во что не ввязываться, и шагу не делать навстречу туркам в направлении Гюнса (Кесега).

Первым поинтересовался Фердинанд:

– Почему? Пока они топчутся у этой горной крепостицы, мы вполне могли бы…

Палец старшего брата в качестве ответа ткнул в место на карте между Веной и крошечным Гюнсом, и младший не договорил. Он уже понял и задумку султана, и то, что хотел сказать Карл.

Между Веной и Кесегом высокогорное плато подле озера Нойзидлерзе, обрывистые берега которого наводили ужас. Стоило войскам Карла и Фердинанда войти туда, спеша на помощь гарнизону Гюнса, как они оказывались в природной ловушке, будучи зажатыми со всех сторон кавалерией турок и татар. Еще один Мохач? Нет уж, лучше сдача Гюнса, который не играет никакой роли.

Огромная армия, собранная под Веной, осталась на месте, Карл не дал себя выманить на битву на условиях Сулеймана. Но и тот не собирался подчиняться полководческому диктату императора, турки приняли капитуляцию крепостицы, не тронув гарнизон, героически защищавший свою цитадель, и… отправились разорять владения Фердинанда.

– Капитуляцию принять почетную. Защитники не виноваты, что их король не посмел носа высунуть из своих покоев, чтобы прийти им на помощь. Те, кто не испугался нашей армии под своими стенами, достойны уважения! – приказал Сулейман.

– Повелитель, может, нам стоило принять вызов короля и сразиться с ним под Веной?

– Какой вызов? Я не вижу вызова. Трусливый король Австрии Фердинанд напал на Буду, не смог ничего сделать и теперь где-то прячется. Его нет в Вене. К чему же нам туда стремиться? Разведка донесла, что он в Линце. Последуем в Линц.

Турки последовали, по пути щедро возмещая расходы на свой поход за счет местного населения. Все «прелести» разорения трехлетней давности показались подданным Фердинанда легким ветерком в сравнении с мощной бурей.

А войско, собранное с половины Европы, все стояло под Веной. Карл злился, что султану так хорошо известны особенности австрийской территории. Казалось, турки знают каждую пядь владений Фердинанда, причем не просто знают, но умеют использовать рельеф в своих интересах.

Они опустошили Штирийские Альпы, но задерживаться на территории Австрии не стали, ко времени осенних дождей и холодных ветров с гор войско Сулеймана уже было в районе Белграда. Карл и Фердинанд со своей армией так и остались стоять без дела возле Вены. Более нелепое положение трудно придумать. Получив известие об уходе турок, император отбыл в Барселону, в Австрии ему делать нечего.

Полетевшие во все европейские столицы послания были полны хвалебных слов о готовности христиан защищать Вену и насмешек по поводу нелепого поведения турок. Играть в осаду крошечной крепости!.. Похоже, хваленый грозный Сулейман только на это и способен? То, что, пока два брата-короля со своим огромным войском стояли в ожидании непонятно чего подле Вены, а турецкие войска опустошали их владения, скромно замалчивалось. Как и то, что при желании Сулейман мог просто запечатать Гюнс (Кесег) и отправиться дальше. Это не умаляло стойкости защитников крепости, но считать, что турки не двинулись дальше, боясь удара гарнизона крепостицы в спину, смешно.

То, что было дальше, в Европе старались не замечать или делать вид, что не знают.

Европейские хроники расписывали, как султан на три недели попросту застрял под стенами героической крепости, как потом в ярости бросился к Линцу, рассчитывая встретиться с королем Фердинандом. Но при этом скромно умалчивали, что Сулейман все же оставил Кесег за спиной, только приняв от него символические ключи и не тронув гарнизон, а еще что в Линце турки короля Австрии не нашли, куда он девался – неизвестно.

Но хроники скромно умалчивали (или действительно не ведали?) о том, что следом за удалявшимся с территории Австрии турецким войском братья Габсбурги снова отправили послов с… просьбой заключить мир. Нарочный посол императора Карла Корнелиус Дуплициус де Шеппере предстал перед султаном Сулейманом уже в Стамбуле.

Где-то далеко, женщины даже не представляли насколько, Повелитель воевал с императором христиан. Почему, зачем и как – никто не задумывался. Походы для султанов дело привычное, да и вообще для настоящих мужчин.

Роксолана смотрела на щебечущих гаремных красавиц и вспоминала бряцанье оружия, ржание лошадей, людские крики, скрип повозок… А ведь это еще не бои, просто передвижение. Эти изнеженные женщины ничего не знали ни о войнах, ни о разорении, ни вообще о жизни. Особенно те три, что сидели перед ней, – Хафса Айше, Хатидже-султан и Махидевран, приехавшая навестить валиде.

Все они родились не в хижинах, росли во дворцах, где сотни слуг день и ночь готовы исполнить любое желание, любую прихоть. Когда-то Роксолана пожалела валиде, потому что та не видела свободы; время прошло, и теперь она не жалела никого. Эти женщины не жалели ни ее, ни ее детей. И теперь щебетали, жалуясь на неудобства, приносимые походом. Хотелось крикнуть: какие неудобства это приносит им?!

Махидевран еще жаловалась на трудную дорогу из Каньи, во время которой ее малышка Разие так страдала! Не выдержала, прошипела себе под нос:

– Нужно было оставить ее дома.

И получила в ответ:

– Это ты можешь оставлять дома детей на произвол судьбы.

Хотелось крикнуть, что готова была взять с собой всех и не только до Эдирны, но и вообще далеко-далеко, а еще лучше не возвращаться с Повелителем и детьми в это змеиное логово, но сдержалась. Сладко улыбнувшись, почти пропела:

– Как это на произвол судьбы? Они остались с валиде, кому же еще я могла доверить своих детей?

Махидевран и Хатидже-султан зашипели, склонившись друг к дружке, валиде молча поджала губы.

Почему, за что они ее не любят? Махидевран понятно – Роксолана заняла ее место, а эти две, ведь не сделала ни Хафсе, ни Хатидже ничего плохого.

Султанская сестра тронула Махидевран за руку:

– Расскажите лучше о Разие… Думаю, они с вашей Ханим-султан могли бы подружиться.

«Как же! Ханим-султан умная девочка, она твоей Разие не пара!» – зло подумала Роксолана. Кроме того, Разие в Канье, а Ханим-султан в Стамбуле.

И вдруг поняла, зачем Махидевран привезла с собой малышку. Видно, девочка становилась все больше похожа на свою мать в молодости – живой укор Повелителю о том, что он забыл. Сулейман очень любил и баловал Михримах, если он примется одаривать и Разие, то наверняка оставит ее в Стамбуле. А вместе с дочерью и мать… и у Мустафы будет повод то и дело приезжать в Стамбул…

Роксолана чувствовала, как растет раздражение. Валиде никогда не любила ее детей, зато обожала Мустафу, а теперь вот Разие… А валиде может многое. Сама дочь Махидевран сидела рядом с матерью и, раскрыв рот, слушала разговоры взрослых.

– Баш-кадина, не лучше ли вашей дочери погулять по саду? Едва ли ей интересны наши беседы.