ради необходимо отметить, что как только все работы по вырубке и осушению озера прекратились, тут же отступила и эпидемия, которую разносили насекомые…

Если проявить внимание к более тихим разговорам, можно услышать кое-что любопытное. Поговаривают, что старейшины города во главе с Милером Ова долгие годы вырубали древние леса, а затем и вовсе посягнули на святая святых — озеро Азуле. Якобы на дне его можно было найти древние эльфьи сокровища. За это всех людей, которые не вступились за лесные пределы, и настигла жестокая кара.

Селяне уверены, что в конечном итоге сама Владычица озера смилостивилась над горожанами и решила забрать душу одного лишь господина Ова. Кое-кто из них клянётся, что даже слышал, как поёт таинственный дух озера. Но всё это больше похоже на детские сказки.

Наконец, самую правдоподобную версию выдвинула вдова Ова. Как ни странно, смерть мужа нисколько не опечалила эту жизнерадостную и храбрую женщину. Во всеуслышание она объявила, что в домике лесничего её муж имел привычку тайно встречаться со своими любовницами. От того и разорвалось его бедное сердце.

— «Наброски для сказаний и поучений»,

записанные странствующим монахом Грѝго Ва̀га Печальным, смиренным слугой и носителем истины Единого.

1. Убийца

Ночью деткам полагается спать. Лежи в кроватке, закрыв глаза, тогда призраки не доберутся до тебя. А тех, кто по ночам не спит, хватают в когти и уносят в свои норы лисы.

Ночи напролёт лисы не дремлют. Они бродят в сумерках и караулят непослушных детей.

Баю-бай, спи, кроха!

Баю-бай, бойся играть по ночам!

«Колыбельная-страшилка»

На небе неподвижно застыли редкие облака, в траве стрекотали кузнечики. Под жарким полуденным солнцем сквозь поля и луга тянулся широкий тракт. Позвякивая медными бубенцами на сбруе, по дороге брели две лошадки, запряжённые в повозку. Лошадки были старые, повозка — не новая, но добротная, да на высоких надёжных колёсах. Стены с небольшими оконцами были украшены резьбой и расписаны синей, зелёной и красной красками. Потёртые от времени рисунки всё ещё хранили следы растительного орнамента в виде виноградных лоз, в центре которых красовалась надпись «Уомы».

Из округлой полотняной крыши повозки торчала печная труба. Впереди крыша слегка выступала, защищая от солнца возницу. Тот напевал себе под нос несложный мотивчик, пытаясь отогнать дрёму.

Дорога была хорошая — ровная, прямая, ибо вела в столицу. Правда, популярностью этот большак не пользовался. С некоторых пор леса вокруг него заболотились. Даже сейчас, в самый разгар лета, там стояла вода и воняло нечисто.

Поговаривали, что болото зародилось на лесной вырубке недалеко от приозёрного города Ойро: мол, тамошние жители лихо разбудили. Постепенно болото разрослось да расползлось по лесам, кое-где даже вышло на луга. И местность заполонили опасные болотные твари. Постепенно вырубка была заброшена. А близлежащим деревням пришлось взывать к жрецам Единого, которые владели защитными аурами, и даже нанимать охотников.

Между тем стена леса, шедшая вдоль полей, приближалась. Уже было заметно, что деревья согнулись и скривились, будто сломленные болезнью. Возница не обращал на них внимания. Вѝрил Уо̀м, пожилой мужчина с круглой загорелой лысиной на макушке, но всё ещё чёрными волосами, невозмутимо правил лошадьми, напевая себе под нос.

Его семья — не родная, а приобретённая в дороге — состояла в том числе из двух рослых молодцов Фѝле и По̀ле, на которых, если что, всегда можно было положиться. Парни умело играли не только на струнных инструментах, но и на колюще-режущих. Помимо них в повозке дремали его красавица жена — златовласая Бонѝта, их дочка О̀рфа. Ехали с ними две собаки, одна кошка и бойкий петух в клетке (ведь всем известно, что петушиный крик — первое дело против нечисти).

Солнце припекало, позвякивали бубенцы, скрипели колёса. Вскоре повозка догнала одиноко бредущую по дороге женщину. За плечами у путницы висели свёрток и котомка. От палящего светила её голову прикрывал льняной платок, под которым можно было разглядеть длинную светлую косу.

— Э-эй! — крикнул ей возница. — Добро тебе, странница!

Женщина обернулась. Оказалось, что она была совсем молода, не более восемнадцати лет. Улыбнувшись, она ответила на приветствие.

Услышав незнакомый голос, из повозки высунулись две мохнатые морды. Собаки спрыгнули на дорогу, но вместо того, чтобы по привычке залаять, принялись с интересом обнюхивать путницу. Девушка явно понравилась псинам, и это был хороший знак.

— Что ж ты одна путешествуешь, милая? — озабоченно поинтересовался Вирил Уом. — Места-то неспокойные! Лихо в лесу. Скот крадут, людей убивают…

— За заботу спасибо, — кивнула путница. — Я могу за себя постоять.

В повозке раздалось бурчание: проснулись Филе и Поле. На этот раз из-под полога показались мужские лица — одно смуглое, а другое всё в веснушках.

— Не бойся, — хохотнул возница, заметив смущение девушки. — Мы не из таких. Мы путников уважаем, сами в дороге живём.

— Я Филе! — представился один из парней, коротко остриженный и светловолосый.

— Поле! — следом выкрикнул второй, с рыжими кудрями, торчащими в разные стороны.

Девушка учтиво кивнула им и, глянув на солнце, назвала себя:

— Меня зовут Джѝа.

— Я Вирил Уом! — продолжил возница, махнув рукой. — А там, внутри — моя жена Бонита и наша дочка Орфа. Мы бродячие музыканты, держим путь в Самторис, на Праздник.

— И я туда же, — повеселела Джиа.

— Так давай тогда к нам! — благодушно предложил хозяин семейства. — Что зря подошвы стаптывать? Залезай, не стесняйся! Подвинемся, места всем хватит.

— Благодарю, — ответила девушка и, не заставляя себя ждать, ловко забралась на облучок.

— Да-а, — важно пробубнил Вирил Уом. — Такой уж я добрый, что ж делать…

Он окликнул собак и щёлкнул поводьями. Повозка покатилась дальше. Девушка сняла платок и приветливо поздоровалась с женщинами. Младшая, Орфа проснулась самой последней.

— Как же ты одна странствуешь? — обеспокоенно поинтересовалась она. — Топи рядом! Бесы лесные да хмыри болотные!

Девушка была загорелой, черноволосой и худенькой, как тростинка, с таким же тонким и звонким голоском. В ответ на её вопрос Джиа только улыбнулась. Затем она достала из своей котомки гребень и зеркальце в черепашьей оправе, чтобы переплести растрепавшуюся косу.

— Пискля, да брось ты свои расспросы, — буркнул Филе. — Дай отдохнуть человеку. Чай, тяжело топать на солнцепёке.

— Не бойся, Орфа, — сказала Джиа, расчёсывая свои чудесные длинные волосы. — Полудницы не станут нападать на большой дороге, а мелкие болотные твари в такую жару спят. К вечеру же мы будем в деревне.

— И то верно, — подтвердил Вирил. — Не до столицы, так до какой-нибудь деревни доберёмся.

По пути они разделили нехитрую трапезу: хлеб, сыр и молоко. После еды Вирил предложил Филе и Поле отрепетировать новый