– Мы движемся по расчётной орбите, – сказала «Аврора». – Поздравляю, командир, вы идеально сработали.

Получилось.

Лазарев выдохнул.

Не время расслабляться, подумал он и сделал ещё один глоток кофе из пластикового пакета. Надавил на пакет перед лицом, глядя, как по кабине разлетается несколько маленьких чёрных шариков. Поймал один ртом, проглотил.

– «Аврора», грузовой модуль готов к сбросу? – спросил Лазарев.

– Вы проверили его пять раз. Но я отвечу: да, готов.

В 6:30 они прошли второй виток. Лазарев положил руку на кнопку сброса груза, неотрывно следя за движением «Рассвета» на экране.

В 6:54 он сбросил грузовой модуль. Теперь задача – дождаться его успешного спуска, получить первые данные от посадочного радара, влезть в скафандр и присоединиться к остальному экипажу.

Пошли напряжённые минуты и секунды.

В иллюминаторе показался ещё один рассвет. Ярко-красный всполох чуть не ослепил Лазарева, и он вспомнил, что не настроил защитную систему на окнах. Но это уже не играло особой роли: всё равно скоро он уйдёт отсюда.

– Опять видим рассвет, – сказал по рации Крамаренко. – Он отражается в облаках, и они становятся ярко-жёлтыми, как лимонные корочки. А море такое чёрное… как нефть. Невероятно. Никогда такого не видел.

Лазарев тоже наблюдал за рассветом и тоже никогда не видел такого. Он ничего не ответил. Выпил ещё кофе из пакетика – всё, это последние капли. Лёгким движением пальца подбросил пакетик вверх, он закрутился и нелепо взлетел под потолок.

В 7:15 пришёл сигнал от посадочного радара.

– Грузовой модуль спустился в заданном районе, – сказала «Аврора». – Судя по сейсмическим данным, перегрузки и удар о поверхность не причинили модулю вреда. Подушки безопасности сработали. Координаты модуля: 53°09'30'' северной широты, 48°28'05'' восточной долготы.

Лазарев закрыл глаза.

– Получилось, – пробормотал он одними губами.

– Командир, – снова заговорил по рации Крамаренко. – Наблюдаем полярное сияние. Такого на Земле не бывает, тут все цвета радуги!

Нет времени смотреть на полярное сияние, думал он. Пора идти.

– Я иду к вам, – сказал он.

Лазарев ещё раз осмотрел отсек управления. Теперь он долго не увидит его.

– «Аврора», спасибо, – зачем-то сказал он. – Готовься к переходу «Рассвета» на энергосберегающий режим. Включишь его по моей команде, когда мы сядем. Я спускаюсь в модуль. Будем теперь общаться с тобой оттуда, а потом – уже с планеты.

– Надеюсь, что мы с вами снова увидимся здесь, – сказала «Аврора». – Хорошей посадки. Я позабочусь здесь обо всём, не волнуйтесь об этом.

Лазарев зачем-то кивнул.

Пора.

– Увидимся, «Аврора».

– Увидимся, командир.

Лазарев отстегнул ремни, оттолкнулся от кресла, поднялся в воздух, перевернулся вокруг своей оси, схватился за поручень под потолком, перелетел к выходу из отсека управления и направился в сторону шлюза.

Крымская АССР, город Белый Маяк

17 сентября 1938 года

9:20

Двухэтажная больница выглядела новенькой, недавно построенной, покрашенной почему-то в аляповато-розовый цвет и с белыми прямоугольными колоннами у входа. Во дворе никого не было: Введенский спокойно прошёл через пустой пропускной пункт, где должен сидеть сторож. Он встал у входа напротив ступенек, достал папиросу и закурил.

Утренняя прохлада снова превратилась в крымскую жару, заливающую потом глаза; пока Введенский добрался до больницы по горной дороге вверх, он тысячу раз проклял папиросы и собственную тягу к курению. Гимнастёрку придётся сегодня снова стирать, свежий подворотничок, подшитый ещё вчера утром, – заменить.

Очень хотелось спать. Ночное происшествие никак не выходило из головы. Откуда этот чёртов патефон, каким образом убийца узнал обо всём? В том, что ночью на берег пробрался убийца, у него не оставалось сомнений.

В это утро, так и не уснув, Введенский дождался восьми, спустился вниз и позвонил в райцентр, запросив информацию о Крамере. Досье пообещали вечером прислать из Алушты автомобилем. Хорошо, думал Введенский, закуривая новую папиросу, – перед знакомством с этим подозрительным гражданином его дело нужно изучить как следует. Без оружия к таким людям нельзя. Его оружие – информация.

Наконец Введенского заметили: открылась пахнущая краской дверь больницы, и наружу выглянул сонный санитар с опухшим лицом и заспанными глазами.

– Товарищ, у вас тут сторожа нет, – бодрым голосом сказал Введенский. – Ничего, что я курю?

– Сторож на работу сегодня не вышел, – пробормотал санитар. – Вы из угрозыска? Не думал, что так рано.

– Вас уже предупреждали?

– Да, из райцентра звонили вчера… Проходите.

Введенский докурил папиросу, выкинул в урну у ступенек, поднялся.

Санитар протирал глаза и поспешно застёгивал халат.

– Пациентов много у вас? – спросил Введенский, оглядывая просторное фойе с давно не мытым полом.

– Человек десять, – зевнул санитар. – Морг на заднем дворе, вам же туда надо?

Введенский кивнул.

Они прошли коридор, вышли на задний двор. Морг оказался таким, каким ему и следовало быть, – продолговатым кирпичным строением с покатой крышей и зарешеченными окнами. У входа санитар сунул руку в карман, нашарил ключи и открыл замок – тот долго не поддавался и противно скрипел, но в итоге дверь удалось отпереть.

– Там сейчас только профессор ваш и лежит, – сказал санитар. – Замок совсем никудышный стал, менять пора. Проходите, не бойтесь.

– Я не боюсь мертвецов, – улыбнулся Введенский. – Они не кусаются.

В морге было холодно и душно, Введенский с непривычки поёжился, но прохлада взбодрила его. Ему стало смешно: единственное место в Крыму, где сейчас не жарко. Он часто бывал в городских моргах, где не так сильно пахло формалином. Там хотя бы старались наводить порядок; здесь же запах резко бил прямо в ноздри, через окна еле пробивался свет, а лампочка раздражающе мигала.

Санитар подошёл к одному из холодильников, открыл, потянул за ручку.

Тело, накрытое чёрным брезентом, с протяжным скрипом выехало на полке из камеры. Санитар подошёл к изголовью, приподнял брезент. Лицо покойника выглядело таким же, как и на фотографиях, только более бледным и спокойным, с крепко поджатыми губами и натянутой кожей.

– Он, – кивнул Введенский.

Санитар кивнул, откинул с тела брезент и замер на месте в недоумении.

Грудь профессора была снова вскрыта ровно по шву.