— Вас как зовут?

— Андрей.

— Дима.

— На сегодня вы дежурные. Костер, дрова, вода — на вас. Договорились?

Парни кивают; не чувствуется недовольства, здесь вроде проблем быть не должно. Вот эта унылая девушка — завхоз. Географ и по совместительству — завхоз.

— Вас зовут Рита, и вы в экспедиции завхоз? Все верно?

— Ну да… — таким унылым и тягучим голосом, что впору тянуть его на полметра, как американскую жвачку.

— Выдайте им все необходимое!

Смотрит, как на марсианина.

— Я сказал что-то непонятное?

— Я подчиняюсь Виталию Ильичу…

— Рита, мне некогда. Я заместитель начальника, и я вас прошу: выдайте ребятам все, чтобы мы могли бы пообедать. А я спешу, буду искать нам всем жилье.

— Девушки! Кто сегодня приготовит еду? Вечером напишем график дежурств, а пока нужен доброволец.

— А давайте мы сегодня вместе?

— Не пойдет, много работы по лагерю. Так кто? А впрочем, разбирайтесь сами! Одна пусть дежурит, остальные будьте готовы, работать пойдем.

— Володя! Да сколько вас ждать?!

И Володя побежал к облезлой громаде кошары. Невелика дорога, метров сто, но и на этом ничтожном расстоянии Володе дважды попадались какие-то то ли трупы, то ли мумии овец, оскаленные страшные скелеты, на которых обрывки шкур покрывали кости со ссохшимися, почерневшими волокнами мышц.

Два длинных барака, стандартные, приспособленные только для овец: широкий коридор между загонами по обеим сторонам, широкие ворота с торцов и сбоку каждого сооружения.

— Эй, кто-нибудь тут есть?!

— Хозяева, отзовитесь!

Орали, надеясь найти кого-нибудь, но кошары казались заброшенными: хотя вот и навоз совсем свежий, и только что прибитая доска…

— Э-ээй!

Только эхо ответило ученым да какой-то глухой стон: сразу непонятно, животное стонало или человек.

— Вы слышали, Володя?

— Конечно… Отойдите-ка! Или, может, сходим за оружием?

— Не празднуйте труса! Лучше скажите, где это…

Опять стон, протяжный и болезненный.

— Вроде совсем недалеко, в этом загоне или в соседнем…

В полутьме загона странно крутилась овца. Почему-то здесь она была одна, эта овца, во всем загоне, предназначенном для сотен животных.

— Да что с ней, Виталий Ильич? Чего эта тварь крутится?

— Не знаю… Никогда не видал таких овец. Попробуем ее остановить?

— Давайте!

Но Володе не понадобился Епифанов. Перескочив через ограду, он легко поймал овцу за шерсть (но тут же пожалел, потому что запачкался в навозе) и как будто мог удержать ее на месте. Но помочь овце он не сумел: животное попросту не могло остановиться. Овца шла не потому, что хотела идти, неудержимая сила гнала надрывно стонущую овцу по кругу. Вот она остановилась, но не потому, что Володя удержал: с ней самой что-то происходило. Крупная дрожь сотрясала овцу, она стонала еще жалобнее, еще глуше.

Володя отступил, и животное пошло… словно споткнулось и упало, вскочило с безумным выражением в глазах, снова двинулось по окружности…

— Виталий Ильич! Тут еще…

В углу загона валялась еще одна овца. Эта пыталась встать и падала уже беззвучно, а упав, надолго замирала на боку, беспомощно дрыгая ногами.

— Володя, вы бы их не трогали… Может, у них что-то заразное…

— Вряд ли овечьи болезни заразные.

Но Володе хватило ума больше не хвататься за овцу, он уже оттер пучками прелого сена навоз.

— Может, хватит им мучиться?!

— Не хватайтесь вы за нож, Володенька, мы же не знаем, зачем их заперли здесь. Может, они могут оправиться, выздороветь. Вы их зарежете, и сами же будете виноваты.

— Или их заперли отдельно, чтобы не разносили заразу…

— Может быть и так, и я вам дам сегодня кое-что для дезинфекции. Но и в этом случае пусть вернутся хозяева и сами уж принимают решения.

— Да где они, эти хозяева?! Мне кажется, умирающие овцы — это все население хутора номер семь…

— А вот глядите — словно дверь в квартиру, даже обита дерматином!

— Действительно, странно…

В одном из углов овчарни была устроена бытовка — отгороженный и утепленный закуток с печкой и нарами, для людей. Сразу стало ясно, что овчарня точно обитаема… по крайней мере, была обитаема еще утром: печка совсем теплая, на нарах валяется ветошь, на столе валом немытые миски и какой-то подозрительный котелок. А из котелка валит такое зловоние, что страшно подумать — неужели люди это ели?!

— Мне еще в Абакане говорили, что тут должны быть пастухи…

— А если они как раз утром и ушли?

— Тем лучше — выбросим эту гадость и заселимся сами. Тут хоть не устроили сортира, как в домах.

— А вообще интересно, зачем так напачкано в домах? Вроде бы сами тут и живут.

— Может, у них народный обычай такой: поужинал — тут же и покакать, в том же месте? — предположил Епифанов.

— Таких примеров наука не знает.

— Вот и хорошо, мы будем первые…

Епифанов откровенно развлекался, Володя смеялся почти вопреки своей воле.

— Виталий Ильич, пойдемте в другую кошару!

И в другой кошаре было так же странно, неуютно — как в любом месте, оставленном людьми. Гулкое эхо под высокой двускатной крышей, сладковатый аромат навоза. Идти в эту кошару было даже как-то жутко — может, в ней уже не две, уже много гибнущих овец?!

Но больных овец тут не было, только у входа в овчарню лежала еще одна мумия. И второй бытовки тоже не было.

— Вита-алий Ильи-ич!

— Студенты зовут. Пойдем к ним?

Пока они осматривали кошары, парни выгребли все из двух комнат более целого домика, проветрили, вставили куски стекол, а разбитые стекла закопали. Они даже ухитрились замазать глиной и разожгли полуразваленную печку. Две девушки сосредоточенно возились у стреляющей плиты, мешали что-то в котелке. Две другие домывали пол в одной из комнат, и там в углах уже высились перенесенные сюда рюкзаки.

Значит, тут мы и будем жить…

Правда, на пороге дома сидел тощий парень-студент и очень задумчиво курил. Да и девушек вроде было с утра пятеро. И кадры Епифанова тоже делись куда-то.

Володя с удовольствием отметил, что шофер, Алексей Фомич, помогал — принес воды с родника, показывал девицам, как надо вязать веники, чтобы мести мусор. Вредный шофер — это, вообще-то, один из кошмаров начальника экспедиции, и слава Богу, если этот не капризный. А может, это рыночная экономика действует: Фомич хочет, чтобы его брали в экспедиции?