Через много лет я узнал, что затушевали портреты военачальников и политических деятелей, уничтоженных после многочисленных процессов тридцатых годов.

В 1970 году я начал собирать материал о МУРе во время войны. Мы сидели в квартире Игоря Скорина. Хозяин, Алексей Ефимов и я. Они рассказывали, а я записывал, потом мои друзья достали самое дорогое и интересное – старые фотографии. Я поглядел на них и вспомнил учебники моего детства. Лица некоторых людей были затушеваны черными чернилами.

– Этих ребят арестовали как врагов народа, – сказал грустно Скорин, – было негласное указание замазать их на групповых портретах.

– Пришлось, – со злой горечью пояснил мне Ефимов, – а то всех могли прихватить как пособников.

На одной из фотографий в центре сидел человек без лица с тремя ромбами в петлицах и орденом Красного Знамени.

– Леонид Давыдович Вуль, начальник МУРа, талантливый сыщик, – пояснил Скорин.

Леонид Вуль пришел в уголовный розыск из МЧК. Он работал в подразделении, занимавшемся борьбой с уголовной преступностью и бандитизмом.

Как я уже писал, возглавлял его легендарный человек Федор Мартынов. У него был подлинный оперативный талант, и людей он подбирал в свою службу штучных.

Такое подразделение в ВЧК – ОГПУ было просто необходимо, так как уголовный розыск в республике находился в стадии становления. Впрочем, как и весь милицейский аппарат страны.

Деньги милиционерам платили смешные, пайки были скудными, поэтому на службу в РКМ приходили случайные люди.

Как ни странно, чекисты за такую же работу получали намного больше. Так что взаимный антагонизм сыщиков уголовного розыска и их коллег с Лубянки возник еще в далекие годы Гражданской войны.

Вуля отправили на работу в МУР с формулировкой «на укрепление руководящих кадров». Он пришел в дом номер 3 на Большом Гнездниковском, где тогда помещался МУР, и очень много сделал для правильной организации работы этого сложного подразделения.

Надо сказать, что в те годы уже сложился костяк московского сыска. Ушли случайные люди, отправлены были «на этап» жулики и взяточники. МУР стал элитной милицейской службой.

Вуль часто бывал в Кремле, докладывал лично Сталину о состоянии преступности в стране.

В тридцать третьем году была ограблена квартира одного из самых крупных партийных деятелей. Вполне естественно, что раскрытием преступления занялись люди из госбезопасности. Но у них, занятых подготовкой будущих громких процессов, ничего не получалось.

Сталин лично поручил Вулю заняться этим делом и дал неделю срока. МУР раскрыл дело в течение пяти дней. Сталин вызвал Вуля, поблагодарил его и назначил начальником московской милиции.

– Кого вы рекомендуете на свое место? – спросил вождь сыщика.

– Виктора Николаевича Овчинникова.

Сталин одобрил эту кандидатуру.

Если бы Леонид Вуль знал, как повлияет его рекомендация на судьбу его заместителя, он наверняка бы не назвал эту фамилию.

У Лубянки хорошая память. Вулю не простили, что он со своими оперативниками, раскрыв дело об ограблении соратника великого вождя, не поделился славой с людьми Ягоды.

Его арестовали и приговорили к высшей мере.

В 1936 году в городе Мелекессе Куйбышевской области была убита заслуженная учительница Мария Пронина, делегат VIII чрезвычайного Всесоюзного съезда Советов, член редакционной комиссии съезда. На этом съезде принималась сталинская конституция. Поэтому смерть Прониной немедленно связали с происками врагов народа.

Дело вели местные сотрудники, а под политическую версию забили камеры тюрьмы родственниками и знакомыми людей, арестованных как члены троцкистско-зиновьевского заговора. Но дело так и не было раскрыто. Тогда «железный нарком Ежов» поручил его Московскому уголовному розыску. Оперативную группу возглавил начальник МУРа старший майор милиции Виктор Овчинников. В нее вошли лучшие московские сыщики, среди них были Георгий Тыльнер, Николай Осипов, Алексей Ефимов, Иван Свитков, поднявший дело Патриаршей ризницы.

Им предстояло найти убийцу учительницы Прониной.

Вводя своих сотрудников в курс дела, начальник МУРа не рассказал о личном указании Ежова преподнести это убийство как политическое. Овчинникову было ясно, что к принятию сталинской конституции это дело никакого отношения не имеет.

И хотя великий вождь заявил, что жить стало лучше, жить стало веселей, в стране не хватало продуктов, мануфактуры. Люди получали нищенскую зарплату, а за ударный труд поощрялись ордерами на галоши и отрезы ситца. А по Москве гуляла новая частушка: «Жить стало лучше, стало веселей, шея стала тоньше, но зато длинней».

Пронина получила в Москве довольно крупную сумму денег, купила много вещей в спецмагазине. Безусловно, это не могло не привлечь к ней внимания преступников.

Уголовная версия оказалась самой верной. Московские сыщики арестовали «ночного царя» Мелекесса бандита Розова и его подельников – уголовников Федотова и Ещеркина.

Оперативники МУРа за раскрытие сложного преступления были награждены орденами. Арестованных «троцкистов-зиновьевцев» выпустили из тюрьмы. Масштабного заговора против сталинской конституции не получилось. И этого Ежов не простил Овчинникову.

Рекомендовал его на должность начальника враг народа Вуль, да и во время Первой мировой войны он был старшим унтер-офицером (по-нашему – старшим сержантом), а главное, его сестра была когда-то замужем за поляком, ныне живущим в Варшаве.

Так появилось на свет дело «польского шпиона Виктора Овчинникова». Ведь только агент империалистической разведки мог не заметить, что дело об убийстве делегата съезда Советов – политическое.

Виктор Овчинников был расстрелян по приговору Особого совещания.

В те же годы арестовали и вынесли смертный приговор первому начальнику МУРа Александру Трепалову, его обвинили в покушении на жизнь самого товарища Сталина.

В 1970 году произошло «знаменательное» событие в жизни страны. Правда, широкие массы строителей социализма об этом ничего не знали. А напрасно. Событие это влияло на жизнь простых граждан значительно больше, чем очередной съезд КПСС.

В прелестном зеленом Киеве, на берегу Днепра состоялся очередной сходняк. Воры в законе решали, как им жить дальше.

Воровские понятия, созданные в сталинском ГУЛАГе, больше не отвечали требованиям эпохи. Теневая экономика и спекуляция стали более прибыльным делом, чем воровство.

На «съезде» было разрешено ворам крышевать подпольные цеха, если нужно – иметь дела с ментами и администрацией. Москву на сходняке представлял знаменитый московский вор Анатолий Черкасов по кличке Черкас. Так теневой бизнес стал заботой воровского сообщества. Воры объединились с цеховиками, местной властью и некоторыми милицейскими чинами.

На огромные деньги, полученные от подпольного производства, покупалось расположение самых высоких чиновников страны. Бороться с этим должна была служба БХСС, но, мягко скажем, у нее это не всегда получалось.