Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этот раз история повторилась с точностью до мельчайших деталей, однако Леночка, вопреки ожиданию, приняла очередной разрыв близко к сердцу. Ее искреннее отчаяние из-за собственной неудачи тронуло Анну до глубины души.
– Как ты думаешь, – робко поинтересовалась Леночка, – он меня теперь уволит?
– Не думаю. Если не будешь устраивать ему истерик – останешься на своем месте. Секретарь ты превосходный, так что бояться, на мой взгляд, тебе нечего.
Леночка с облегчением вздохнула.
– И дернул меня черт с ним связаться, – взгрустнула она. – Ведь чувствовала – играет он со мной…
– Ладно, не переживай. У тебя таких, как он, еще вагон и маленькая тележка будет.
– А то я не знаю. Только надоело мне эти вагоны разгружать. Мне замуж пора, а для этого найти бы одного-единственного – и чтобы на всю жизнь… – Леночка мечтательно зажмурилась. Анна взглянула на нее с любопытством и спросила:
– Ты что, так хочешь замуж, что согласна выйти за кого попало?
– Почему за кого попало? – надула губки Леночка. – Ни за что! Только за того, кто купит мне красивую шубку, будет каждый год возить на модный курорт, подарит машину и еще… разрешит спать по утрам сколько влезет…
– Ну ты загнула! – присвистнула Аня.
– Ничего я не загнула. Им можно, а мне нельзя, так, что ли, получается? Они ведь все чего хотят?
– Чего?
Леночка кинула на Анну снисходительный взгляд и принялась старательно загибать пальцы:
– Во-первых, чтобы жена была молодая, желательно не старше восемнадцати. Во-вторых, чтобы была красивая и стройная и имела титьки третьего размера, да еще натуральные. При всем при том она должна еще самостоятельно зарабатывать бешеные бабки, готовить, как шеф-повар ресторана «Прага», и знать все двести восемьдесят поз «Камасутры» наизусть! Во как! Не слабо? – Леночка махнула рукой и загрустила.
– Да-а-а, картину ты нарисовала, прямо скажем, безрадостную, – хмыкнула Анна. – И все-таки ты преувеличиваешь. Все люди как-то женятся и выходят замуж.
– Зачем мне как все? – искренне удивилась Леночка. – Ни к чему мне муж-алкоголик или какой-нибудь нищий студент.
– А как же любовь? Вдруг ты полюбишь именно такого?
– Что я, дура, что ли? Какая любовь? О чем ты говоришь? В наше-то время?
Анна не стала возражать воинственно настроенной подруге и только пожала плечами. Леночка вроде бы окончательно успокоилась, отведя душу и выговорившись. Некоторое время они молча пили кофе и думали каждая о своем. Немного погодя Леночка встала и подошла к окну.
– Вот зараза, – пробормотала она, глядя на небо, затянутое тучами. – Как пить дать к вечеру дождь пойдет, а я, как нарочно, утром зонтик не взяла. Сидеть мне в конторе еще долго: работы – выше крыши, а машины мне теперь не видать как своих ушей. Придется мокнуть. – Леночка удрученно потрясла фиолетовой челкой.
– Не куксись раньше времени, – утешила ее Аня, – у меня здесь плащ с прошлой недели висит: домой пойдешь – надень. Он с капюшоном, так что не промокнешь.
– Ой, Анечка, спасибо тебе! Погоди, а ты-то сама как же?
– Обойдусь, за мной Олег заедет.
– Олег? Это который? Гризли, что ли?
– Ага.
– Вот это класс! Мужик – супер: богатый, здоровый, почти что красивый! И почему мне такие не попадаются? Одни мухоморы!
Леночка хихикнула и пристально уставилась на Анну.
– У тебя с ним серьезно? То есть ты с ним спала?
– Ленка, прикуси язык: «серьезно» и «спала» – это вовсе не одно и то же, на тот случай, если ты не знала. Кроме того, с Олегом у меня только деловые отношения. Уяснила?
Леночка кивнула и обиделась. Правда, ненадолго. Она немножко подулась, но увидев подъехавшую к подъезду «Ауди», хихикнула и доложила:
– Там твой деловой партнер подъехал. Скачет по лужам, как кузнечик, и, по-моему, очень торопится. Оно и понятно: делами заняться не терпится…
Леночка засмеялась и тут же спряталась за письменный стол, уворачиваясь от запущенной в нее линейки.
– Ну, Ленка, погоди! – погрозила ей кулаком Аня. – Вернусь из отпуска, я тебе это припомню! Ладно, я побежала. Про плащ не забудь.
– Иди, иди, деловая ты моя.
На пороге Аня обернулась и помахала Леночке рукой.
* * *
Теплый ливень вымочил Анну насквозь, пока она, шлепая по лужам, преодолевала несколько метров от подъезда до машины. Совершенно мокрая, она торопливо распахнула дверцу и юркнула на заднее сиденье. Олег развернулся и выехал со двора. Не теряя времени даром, Аня выложила ему все, что ей удалось узнать. Олег выслушал и в свою очередь сообщил:
– Я заезжал к родителям Жени.
– Зачем?
– Хотел выяснить, как попал к нему этот медальон.
– Судя по голосу, а он у тебя не очень-то радостный, ты ничего не добился.
– Можно и так сказать. Этот медальон подарил Женьке его отец. Я имею в виду настоящего отца – Николай Васильевич приходится ему отчимом, а родной отец умер лет десять назад.
– И все? Но ведь мать должна что-то знать об этом?
– В том-то и дело, что она ничего не знает. Я сам удивился. Женин отец был из детского дома и не любил говорить о своих родных. Может, Женьке он что-то и рассказал, но ведь теперь не спросишь…
Анна заметно приуныла.
– У меня такое ощущение, – грустно сказала она, – что я, как ежик в тумане, тычусь носом во все стороны – и все мимо.
– Пока нам с тобой не очень-то везет, – согласился Олег. – Представляю, как веселится этот псих, наблюдая за нами.
– Чтоб ему провалиться, проклятому! – в сердцах воскликнула Аня. – Я просто поражаюсь его осведомленности. Вот уж не чета нам. Как ему это удается?
– Вот поймаем его, тогда и спросим, – пошутил Олег. Аня хмыкнула, выражая сомнение.
– Я есть хочу, – пожаловалась она минуту спустя. – Когда я голодная, то абсолютно ничего не соображаю. И еще злая становлюсь.
– Тогда надо тебя покормить. Куда поедем?
– Без разницы, лишь бы поесть дали.
Олег согласно кивнул, прижался к обочине и затормозил.
– Ты чего? – удивилась Анна.
– Так приехали. Читай: «Кафе «Сирень». Годится?
Кафе «Сирень» внутри оказалось совсем маленьким – несколько столиков вдоль окна да барная стойка, – но кормили здесь по-настоящему вкусно. Аня с удовольствием расправилась с фирменным салатом и теперь ерзала на стуле, с вожделением поглядывая на официантку в ожидании горячего.
– Ты предлагаешь начать поиски с Эдика? – спросил Олег, воспользовавшись тем, что она на время перестала жевать.