Поэтому не оставалось иного выбора, кроме как прибегнуть к более низменной, но всё же полезной форме дипломатии: вместо того чтобы положиться на помощь золота, дабы заставить другие народы напасть на гуннов, его надлежало использовать для того, чтобы откупиться от самих гуннов. Удерживая дома и конницу, и пехоту, Феодосий II направил послов для переговоров с Аттилой, чтобы убедить его впредь оставаться за границами империи. Это было куда эффективнее, чем отправлять новые военные силы, которые потерпели бы поражение, как и прежние, и дешевле, чем потерять налоговые поступления из разграбленных провинций. Прежде ежегодная плата Аттиле составляла несколько сотен фунтов золота, но эта дань была повышена до 2000 фунтов золота, хотя её не выплачивали до 447 г., когда было достигнуто полное соглашение, по которому требовалась единовременная выплата 6000 фунтов золота, а в будущем предполагались ежегодные выплаты в размере 2100 фунтов золота. Громадные суммы? 6000 фунтов золота по нынешним ценам составило бы примерно 75 072 000 долларов (но древнее золото, разумеется, обладало значительно большей ценностью). Приск Панийский, конечно, думал, что такая плата была катастрофически высокой:

Один современный историк, недолюбливавший богатых, отказался признавать истинность этого пассажа, видя в нём лишь риторическое преувеличение и/или свидетельство классовой солидарности с налогоплательщиками, имевшими высокие доходы. Он также предложил некоторые поучительные сравнения: 2000 фунтов золота, которые Лев I (457–474 гг.) ежегодно выплачивал готскому военачальнику Теодориху Страбону (напр., в 473 г.), и единовременная выплата 2000 фунтов золота и 10 000 фунтов серебра, а также 10 000 солидов в год (139 фунтов), которые Зинон (474–491 гг.) согласился платить ему; в другом сравнении неудавшаяся экспедиция Льва I против вандалов в Африке в 468 г. стоила ему 100 000 фунтов[110].

К этому можно прибавить и свидетельство из сохранившегося фрагмента труда историка Малха Филадельфийского: «Хотя правителя Египта обычно назначали на оплату в пятьдесят фунтов золота, он [Зенон?] назначил его почти на пятьсот фунтов, как будто страна стала богаче, чем прежде»[111]. Это был не какой-то колоссальный и вопиющий оклад (хотя сам текст наводит на неверную интерпретацию), а скорее нечто ему противоположное, то есть взнос наличными в казну, производимый в обмен на ежегодный оклад (не указываемый), точный эквивалент современной ежегодной ренте[112]. Таким образом, 6000 фунтов, уплаченных Аттиле, можно было покрыть ежегодными взносами шестерых чиновников высшего ранга; иными словами, это сумма немалая, но и не чрезмерная. Ясно, что Приск был возмущён выплатой этой дани – или, возможно, это была очередная риторическая поза, потому что плата варварам была стандартной процедурой, к которой римляне прибегали даже на самой вершине своего могущества.

В данном случае это средство оказалось успешным: Аттила не пошёл на Восточную империю, атаковав в западном направлении. В 451 г. он был в Галлии. За год до этого Феодосию наследовал одарённый Маркиан (450–457 гг.), отказавшийся, как мы видели, платить ежегодную дань, но тогда Аттила был занят войной на Западе, и ничего дурного не последовало.

Если бы Феодосий II в угоду Приску и другим традиционалистам заключил мир с Персией, предоставил вандалов Гейзериха самим себе, уладил дела с исаврами, цанами/чанами и другими беспокойными племенами, чтобы собрать все войска Восточной империи для противостояния Аттиле с наибольшими силами, то почти наверняка имперская армия была бы уничтожена, а вместе с ней и империя, поскольку не осталось бы ничего, чтобы удержать персов, вандалов, внутренние и пограничные племена, а также гуннов и их подданных от захвата территории империи.

Таков вывод, к которому можно прийти теоретически, учитывая преимущества войск Аттилы, равно как и подчинённых ему воинов, на тактическом и оперативном уровнях, а также на уровне театра военных действий. Но к такому выводу можно было бы прийти и эмпирически, на основе единственного существующего свидетельства, которого, впрочем, вполне достаточно: учитывая, что только салическим франкам, аланам, бретонцам, литицианам [?], бургундам, саксонцам, рипарийским франкам и бывшим вспомогательным войскам римлян, а также многочисленным визиготам и небольшому отряду римлян под командованием Аэция удалось отразить войско Аттилы в битве на Мавриакском (Каталаунском) поле, причём не разбить его наголову и даже не причинить ему ущерб, достаточный для того, чтобы предотвратить последующее вторжение в Италию, – то можно на разумных основаниях предположить, что восточная армия, скорее всего, была бы разбита.

Вместо того чтобы ставить на кон само выживание империи, Феодосий II отразил страшную угрозу, которую несли с собой гунны Аттилы, не прибегая к широкомасштабным военным действиям, покуда она не миновала, не причинив сколько-нибудь длительного ущерба. Тем самым утвердился новый стратегический подход, знаменовавший собою ещё один этап перехода от Рима к Византии: сначала дипломатия, а потом сила, ибо цена первой была всего лишь временной, тогда как риск, заключавшийся в последней, мог привести к полному и окончательному поражению[113].

При такой стратегии использовались, как мы увидим, различные средства убеждения, но золото неизменно было важнейшим из них. В сочетании с эффективными военными силами, способными положить предел вымогательству, в течение следующих веков успешно удавалось откупиться от многих опасных врагов – это значит, что цена дани была меньше, чем двойная цена, которую пришлось бы уплатить за сопротивление набегам и вторжениям: как военные расходы, так и ущерб, причинённый жизни и имуществу граждан.