– Хм! – Горм тоже глянул на девушку. – А не знает ли Олав о том, что его мать и дочь находятся у меня в доме? Хотя бессмысленно спрашивать об этом такого вшивого мудреца…

– Ты прав, конунг, на пирах Бьёрна мне обычно доставалось место так далеко от почетных, что я не могу сказать ничего об этом.

– Тогда, пожалуй, нам не о чем с тобой больше говорить.

Горму надоела эта беседа. Тюра кивнула управителю, Кетиля с дочерью отвели в уголок и положили им по полной миске каши, сопроводив ее большим куском хлеба. Весь остаток вечера Кетиль кланялся, сидя на приступке, каждый раз, когда ему казалось, что конунг поворачивается в его сторону. Правда, Горм больше ни разу на него не взглянул и, похоже, забыл о бродячем мудреце.

* * *

Но Горм лишь сделал вид, будто забыл о бродяге. Назавтра он послал поискать в ближней округе корабль и людей, которые привезли Кетиля Заплатку. Уже то, что корабль пристал где-то в другом месте и его хозяин не явился в Эбергорд, казалось подозрительным и Харальду, и Холдору Могучему.

Долго искать не пришлось. Пришедший из Бьёрко корабль – снека на двадцать весел – объявился в ближайшем соседстве, в усадьбе Гестахейм, у Фроди Гостеприимного, человека хорошо известного и вполне надежного. Узнав об этом, Харальд не поленился самолично съездить в Гестахейм, чтобы посмотреть на отважных зимних мореходов.

Хозяином снеки оказался готландец по имени Бергрен: крепкий мужчина лет пятидесяти, с полуседой бородой, рассудительный по виду, державшийся спокойно и с достоинством. Прослышав о том, что с ним хочет увидеться сын конунга, он вышел, одевшись как следует: в льняной рубахе с отделкой из красного шелка, в зеленом шелковом кафтане с нашитыми на груди полосками тесьмы, серебряными пуговками. Серебряная цепь с подвеской «молоточком Тора» говорили о том, что в своем деле он удачлив.

– Судя по одежде, ты бывал на Восточном пути, – заметил Харальд.

– Это правда, конунг, – кивнул Бергрен. – От Готланда всего несколько дней дороги до Альдейгьи, если повезет с погодой, и я бываю там почти каждый год.

– Что же тебя занесло в наши края?

– Там, в Гардах, хороший спрос на мечи. За клинки рейнской работы можно немало выручить. Думаю закупить их да отправиться туда этим же летом.

– Что же ты не пришел к нам в Эбергорд? Многим будет любопытно послушать про Гарды, – сказал Харальд, вспомнив, как совсем недавно они с отцом и приближенными говорили о судьбе гардских Инглингов. – Ведь, я слышал, в Гардах правят потомки Ратбарда и Рандвера, того, что был единоутробным братом Харальда Боевого Зуба.

– Когда-то в Альдейгье действительно правили люди из этого рода, но последний из них умер еще до того, как я попал туда впервые. Правда, я видел его курган, и столь великих мало найдется даже в Северных Странах.

– Кто же там правит сейчас?

– В Альдейгье власть часто меняется в последние десятилетия. Был там один датчанин, Хродрик, и вроде говорили, что он из родичей Харальда Ворона, что правил одно время в Хейдабьоре, а потом во Фризии. Потом был еще один вождь, Хельги, тоже, как говорят, из датских Скъёльдунгов. У него не осталось сыновей, и наследовал ему сперва внук, тоже Хельги, а потом один родич, Ингейр или Ингвар, муж племянницы старшего Хельги.

– А куда же делся Хельги-внук?

– О нем ничего не слышно в последние годы. Может, он убит, а может, изгнан. Я не знаю точно и не хотел бы ввести тебя в заблуждение. В Кенугарде его не надо – тот Ингвар правит не один, а совместно со своей женой и даже сыном, хоть тот еще почти дитя.

– Это весьма любопытно. Мы были бы рады, если бы ты заехал вечером к нам в Эбергорд.

– Благодарю за приглашение.

– А долго ты пробыл в Бьёрко? – спросил Харальд, не желая упустить случай выведать что-то прямо сейчас.

– Нет, всего пару дней.

– Видел Бьёрна-конунга?

– Нет, я не был на Адельсё.

– Верны ли слухи, будто Бьёрн-конунг поссорился со своим сыном Олавом из-за ютландских Инглингов, из-за Олава Говоруна?

– Не знаю ничего об этом. – Бергрен покачал головой. – Но в Бьёрко вроде бы все спокойно. Кто тебе рассказал?

– Да тот бродяга, что ты привез.

– А, этот нищий мудрец, весь составленный из лоскутков и заплаток! – Бергрен рассмеялся. – Да, я взял его с собой.

– Неужели он заплатил за перевоз?

– Чем же он может заплатить – разве что парочкой вшей! Нет, я довез его бесплатно. У меня такой обычай: если нищие просят помочь им добраться куда-то и у меня есть для них место, я всегда беру одного-двух. А эта его дочь весит, как курица, и места занимает не больше!

– Странный обычай! Ты, видимо, очень добрый человек. И не боишься, что стянут что-нибудь?

– Говорят, в каждом нищем к нам приходит сам Господь и кто помогает нищему, тот помогает Богу, а уж Бог в долгу не останется – воздаст если не в этой жизни, то на небесах. И я думаю, если у меня на корабле будет парочка нищих, то Господь побережет корабль – если не ради меня, ибо все мы грешны, а ради нищих, ибо они всегда блаженны.

– Да ты христианин! – сообразил Харальд, кстати приметив на серебряной цепи Бергрена небольшой бронзовый крест ирландской работы, до того прятавшийся под «молоточком Тора».

– Особенно когда нищие – тоже христиане, – кивнул Бергрен. – Эти «хирдманы Христа» любят путешествовать – когда на старом месте примелькаются и хозяевам наскучат их байки.

– А никто из тех, кто с тобой приехал, не знает ли о Олаве побольше?

– Да со мной почти никого и не было. Кроме моих людей и той пары побирушек, я привез только кузнеца с двумя подручными, он ищет работу. Да и все. Ты же видел мой корабль – на нем особо много не увезешь, поэтому я предпочитаю такой груз, какой занимает не слишком много места.

На этом Харальд и распрощался с готландцем. Тот вскоре приехал в Эбергорд и немало порадовал Горма и его гостей рассказами о Гардах, о событиях в той стране и разных товарах, которые перевозятся туда и оттуда. Зашла речь о мечах, которые Бергрен хотел купить: хирдманы и гости Горма стали хвастаться своими мечами, их клинками и богатой отделкой. Кнут показал меч, который раздобыл в последнем бою перед виком Хейдабьор, взяв у убитого противника: он и впрямь был хорош, старинной работы, даже с крупной мозаичной бусиной, вделанной в рукоять. Такие бусины издавна были известны и назывались «волшебными камнями». Возможно, когда-то давно вместо них и правда использовались драгоценные камни, и считалось, что прикосновением такого камня можно исцелить рану, нанесенную клинком.

– Но ведь такие вещи дорого стоят, да и у франков запрещено продавать клинки иноземцам, – заметил Горм. – Ты, должно быть, привез очень много серебра?

– Я привез кое-что получше! – улыбнулся Бергрен. – Я ведь бываю на Восточном пути и прошлым летом привез очень хорошие меха – куньи, бобровые, даже собольи шкурки из Бьярмии. На них у франков и саксов очень хороший спрос, и ради того, чтобы раздобыть их, они готовы даже обманывать собственных королей. Ведь я не ошибаюсь, святой отец?