— Своих людей я в лоб на автоматы не поведу! — категорически заявил вояка.

— Я не Суворов, чтобы бастионы в сомкнутом строю брать. Сами знаете, что сейчас вокруг творится. Завтра, может, не то что каждый солдат, а каждый патрон на вес золота будет.

— Кстати, а что вам известно о положении на воле? — спросил у Зяблика милицейский майор.

— Ну, небо и все остальное мы сами видели. Понимаем, что дело неладно… Слышали, что связь не работает и транспорт не ходит, что в городе паника, что вместо Старинковского леса — ровное место, что в Засулье негров голых видели с копьями…

— Все? — милиционер переглянулся с военным.

— А что… разве мало? — нехорошее предчувствие кольнуло Зябликову душу. — Есть и похуже известия?

— Сейчас любое известие — худое. Особенно для вас. Воспитывать твоих дружков нам некогда, а за спиной оставлять опасно. Главное сейчас — границы уберечь. Поэтому принято решение уничтожить ваш лагерь из установок залпового огня. Ты зря здесь Лазаря пел, приятель, — сказал военный.

— Сразу всех начисто заделаете? — уточнил Зяблик после короткого молчания.

— Если удачно накроем, то всех. Ну, кто-то, конечно, останется. Раненые, контуженые…

— Там же ваших с полсотни.

— А что делать? Если штурмовать, еще больше погибнет. Из двух зол, как говорится…

— Нету у вас никаких установок. На понт берете, начальник.

— Нужен ты мне… — хмыкнул военный.

— Мы же не глухие. Когда букашка ваша сюда ползла, по всей округе шум стоял. А больше моторов не слышно было.

— Установка залпового огня бьет на десятки километров. Это даже допризывники знают. Зачем ее сюда тащить.

— И когда этот залп… намечается?

— Да хоть через пять минут. Сейчас пошлю сигнальщика на водонапорную башню

— и все! Гуляй мама!

— Заметят, думаете, сигнал?

— В бинокль заметят.

— Все равно у вас ничего не получится.

— Почему?

— Аккумуляторы-то все — тю-тю! Как вы заряд воспламените без тока?

— А хоть факелом, — усмехнулся военный. — Долго ли пиропатрон поджечь.

— Ну, если так, тогда я обратно в зону пойду, — Зяблик поправил на голове дурацкую лагерную кепочку. — Только пока не стреляйте, дайте хоть до забора добраться.

— Ты из себя героя не строй! — теперь озлился уже военный. — Припадочный… Комедию тут, понимаешь, взялся ломать. Не одобряешь, значит, наше решение?

— Разве такое можно одобрять? Сразу тысячу человек к вышке… Некоторые, может, и заслуживают, но не все же! Половина, считай, еще людьми могут стать… А впрочем, так оно и лучше! Одним махом всех побивахом! Командуй, начальник. И вся проблема сразу замажется.

— Сколько стволов в зоне? — вдруг спросил милицейский майор, заглянув в какую-то бумажку. — Отвечай, быстро.

— Автоматов штук десять. Если с вышек еще не взяли… Пистолетов не знаю. Но не меньше двадцати.

— Боеприпасы?

— По два рожка на каждый автомат и ящик россыпью.

— Руководство какое-нибудь имеется? Штаб там или сходка?

— А как же.

— Кто в главарях?

— Хрящ, Махно, Тихий, Альфонс — это из второго отряда. Из нашего — Лишай, Чертогон, Турок, Солдат…

— А Песик? — майор опять глянул в свою ксиву.

— Песик возле них только шестерит. Рано ему еще в авторитеты.

— Сможешь сделать так, чтобы основная масса заключенных за тобой пошла, а не за ними? Объясни ситуацию, пообещай амнистию. Если надо, мы для страховки пристрелочный залп дадим.

— Выбирать в моем положении не приходится, начальник, — сказал Зяблик. — Или баба в кустах, или жопа в репьях. Только сроку дай часа два. Ну а если ничего не получится, стреляй. Мне уж тогда все равно будет. Развесит братва мои кишки на заборе.

— Выйди пока, — сказал подполковник, постучав кулаком в дверь, густо просверленную для вентиляции. — Нам посовещаться надо…

Зяблика вновь позвали в спортзал только через час. За это время он успел скурить все бычки, которые только смог отыскать на заплёванном полу и в вонючей мусорнице. Охрана для него даже спичку пожалела, пришлось прикуривать у какого-то пробегавшего мимо солдатика.

Мент и вояка теперь сидели рядышком за столом и закусывали копченым салом. От зоркого взгляда Зяблика не ускользнуло, что в углу добавилась новая порожняя бутылка. Обсос в позе распятого Христа висел на шведской стенке — разгружал позвоночник. Лицо его с бледными лоснящимися губами выражало одновременно и муку, и облегчение.

«Неужели они меня только для того отсылали, чтобы бутылку на троих раздавить?» — подумал Зяблик.

— Часы у тебя есть? — спросил военный, сметая с карты хлебные крошки.

— Откуда, — пожал плечами Зяблик. — У нас даже кресты нательные отбирают.

— Непорядок. Придется тебе, Семен Осипович, свои отдать. Ты себе еще наживешь на долгом веку.

— А почему мне? — удивился обсос.

— Потому что мне в бой идти, — с усмешкой ответил военный. — А ты, как в задницу раненный, здесь останешься.

Обсос, продолжая левой рукой держаться за перекладину шведской стенки, зубами расстегнул ремешок своей добротной «Победы» и швырнул часы Зяблику.

— Сверим время, — сказал военный. — Сейчас двенадцать тридцать. Даем тебе на все дела два часа, как и просил. Даже два с половиной. В пятнадцать часов заключенные колонной, повторяю, колонной, а не толпой, должны выйти из ворот. Больных и раненых оставить в лазарете. С собой взять сухой паек на двое суток и личные вещи. Заложники выйдут первыми. Оружие складывать в проходной. Холодное отдельно, огнестрельное отдельно. Если организаторы беспорядков выйдут вместе с вами, они должны быть сразу отделены от общей массы заключенных. Сумеешь ты все это организовать или нет, зависит только от тебя. В случае невыполнения этих условий в пятнадцать десять по зоне будет нанесен удар силами дивизиона установок залпового огня. То же самое произойдет при попытке вооруженного прорыва. Вопросы есть?

— Ну а как же! — сказал Зяблик. — Допустим, вышли мы из ворот, что дальше?

— Дальше в обход города, по кольцевой автостраде, вы выходите на шоссе Талашевск — Мукасеи. Форсированным маршем следуете до отметки двадцать третий километр, — военный ткнул пальцем в карту. — Там ожидаете дальнейших распоряжений.

— Не темни, начальник. Каких распоряжений нам ждать?

— Скорее всего землю рыть будете.

— Могилу себе?