не включалась четвёртая передача, а на третьем часу пути мотор стал постанывать. Зато удалось не наткнуться ни на один пост ДПС. Даже на въезде в город поста не было. Был указатель на горбольницу. И была горбольница – синие железные ворота почти сразу после указателя.

Макс вышел, покачиваясь, и подёргал ворота за петлю. Они не шелохнулись. Макс постучал, попинал, обнаружил рядом обычную дверь, побарабанил по ней, обнаружил приборчик типа домофона, ткнул в кнопку, дождался ответного шороха и сказал:

– Тут человек разбился, срочно помощь нужна.

Динамик пошуршал и устало ответил:

– Женщина, обойдите, приёмный покой с левой стороны.

– Человек разбился, – упрямо повторил Макс. Подождал немного, понял, что ничего не дождётся, отошёл к машине, сел за руль и нажал на клаксон.

Машина заревела.

Макс давил на сигнал, пока дверь не растворилась, выпуская недовольного человека в зелёной одежде. Он вгляделся в машину, обернулся и что-то сказал.

Макс убедился, что люди из больницы вытаскивают носилки и идут к нему, подхватил сумку с ноутбуком и неуклюже пошёл в противоположную сторону.

– Девочка, постой, ты куда? – крикнул один из санитаров.

Макс ускорил шаг, прижав сразу и хлопающую по бедру сумку, и руку – она что-то совсем разболелась. Ладно, перетерпим. Макс свернул за угол и замер, будто на стену наткнулся.

За углом была небольшая площадь, через площадь стояло трёхэтажное здание со здоровенным застеклённым крыльцом. На крыльце стояла мама. Его, Макса, мама. В плаще поверх домашнего халата. Стояла и пыталась закурить.

Она выглядела очень усталой и бледной.

Дверь приоткрылась, мама оглянулась в её сторону, поспешно закивала и спустилась с крыльца. Ты же бросала, подумал Макс тоскливо.

Она и сейчас бросила – жадно затянулась пару раз, с отвращением сунула сигарету в урну, мельком посмотрела на Макса и поспешила обратно. В детскую больницу. Она же возле взрослой, точно, вспомнил Макс. И мама тут сидит день и ночь. Рядом со мной.

Макс стоял, опираясь о стену, и крутил в голове простые, мелкие и прямые, как спички, мысли: мама со мной в больнице, а я здесь без мамы, а она меня не узнала, а дед без меня в больнице, а Настя без меня непонятно где, а папа без меня…

Он сейчас без меня на работу уйдёт, вспомнил Макс. Надо шевелиться. Потом пострадаем.

Макс покрутил головой, и будто упали друг на друга несколько незнакомых прозрачных картинок – так, что получилась одна непрозрачная и знакомая. Макс стоял на улице Пушкина, если идти прямо, будет перекрёсток с Мира, потом с Дружбы, на которой дом номер 26 – Максов. Папа уходит на работу в начале восьмого. Надо бежать.

Он побежал и прибежал вовремя. Дом был таким, как всегда, серым и пятиэтажным, двор забит машинами, и папина тут же, возле подъезда. Значит, папа дома.

Папа был дома. Он открыл дверь, не спрашивая, кто там. Папа был одет по-рабочему, в брюки и рубашку под тонкий пуловер, который носил до самой жары. Лицо у папы было бледным и усталым.

Макс хотел закричать «Папа!» и броситься ему на шею. Но папа смотрел на него с холодным ожиданием, и Макс, сглотнув, поспешно затараторил заученную, пока бежал, заготовку:

– Здравствуйте, Андрей Викторович, меня Настя зовут, я с Максимом вместе учусь. Мы с ним вместе презентацию готовили, сдавать надо, а она у него в компьютере осталась, он передать не успел. Вы не могли бы посмотреть?

Лицо у папы дрогнуло, он нахмурился, пытаясь понять, что говорит ему незнакомая девочка. Макс переступил с ноги на ногу, пытаясь не отвлекаться на родной запах дома и папы, и начал заново.

– Слушай, я… – сказал папа и растерянно потёр подбородок. – Я в этих делах как-то не очень. Максима, понимаешь, пока нет, он в больнице.

– Я знаю, – сказал Макс, стараясь не морщиться. – Как он?

Отец пожал плечом, заморгал и ответил:

– Стабильно. Врачи так говорят – стабильно. А я сам и…

Он махнул рукой и замолчал, глядя в пол. Папа был совсем незнакомый – растерянный и даже ниже ростом.

Макс затоптался на месте. Отец поднял глаза и некоторое время явно вспоминал, кто перед ним и зачем.

– Н-настя, да? Настя, я эту вашу работу просто не найду сейчас, я, понимаешь, не знаю, где искать.

– А нам сдавать сегодня, – сказал Макс и добавил от отчаяния: – Максим так старался.

И сообразил, что вот тут отец может выступить на тему: «Старался, ну и где он теперь, и какое это имеет значение» – и захлопнуть дверь. Но папа вместо этого спросил:

– Ты сама в компьютере сможешь найти, что там надо?

Макс кивнул. Отец отворил дверь пошире и пригласил:

– Проходи, комната вон там. Только я пароль не знаю, у Максимки это тайна, что у твоего Мальчиша.

– Я знаю, – отозвался Макс, разулся и уверенно вошёл к себе в комнату.

Тут был удивительный порядок – не такой, конечно, как у Насти, но такой, как после генеральной уборки, проведённой после страшных маминых угроз в связи с очередным Максовым косяком. Постель заправлена, одежды не видать, шкаф закрыт, диски и книги по полочкам, даже плакаты ровненько висят. Мама убралась, когда меня в больницу сдали. Нет, не мама – мама там и осталась. Папа. Он так постель заправляет – подогнув покрывало и чтобы подушка стоймя.

– Настя, чай будешь? – крикнул папа с кухни. Совсем как Максу крикнул.

– Нет, спасибо, – сказал Макс, тряхнул головой, включил комп и склонился над экраном, нервно притопывая. Времени остаётся всё меньше, комп грузится еле-еле, а он тут башкой вертит да переживает вхолостую.

– А яичницу с колбасой? Я тут завтракаю просто, могу поделиться.

– Нет, спасибо, я уже, – соврал Макс простоты ради.

А может, и не соврал – он и впрямь ведь завтракал яичницей с колбасой. Сутки назад. Есть очень хотелось, но голодным всё получалось быстрее. Да и переходить лучше на пустой желудок.

Комп принял пароль, мучительно медленно загрузился и так же медленно открыл стартовое окно игры.

МэдМакс опять не вызывался, но разбираться с этим было некогда. Да и неважно это было. Макс открыл настройки и стал как мог быстро переписывать персонажа на Полинку. Процедура была бесконечной, с миллионом дополнительных вопросов, подтверждений и прочим. Лишь бы не сбойнуло ничего, молил Макс. А то сначала всё начинать. Или, по закону подлости, вообще всё схлопнется в самый ответственный момент, и не будет Макс ни Максов, ни Полинкин. Будет ничей. Несуществующий.

– Про что презентация-то? – спросил отец, появляясь в дверях с дымящейся кружкой, которую протянул Максу.

Кружка была гостевая, не Максова. Макс почему-то