— Я в этом уверена, — успокоила его Тора. По-видимому, у Миклоша были очень веские причины для того, чтобы отправить их домой в своем экипаже, а не в одноколке, которая не могла бы ехать так быстро.

Хотя было уже далеко за полночь, в саду перед постоялым двором по-прежнему горели фонарики, а на деревянном помосте все еще кружились две-три пары. Когда экипаж остановился, хозяин постоялого двора поспешил к ним навстречу.

— Когда час назад сюда приехала ваша коляска, я с немалым удивлением услышал, что вы не останетесь в Солоне до утра, как собирались, — сказал он.

— Моя коляска уже здесь? — переспросил профессор.

— Да, друг мой. И ваш слуга сказал мне, что вы скоро приедете, так что я приготовил для вас комнаты.

Тора подумала, что, вероятно, Миклош еще в середине дня отправил обратно коляску профессора. Судорожно стиснув руки, она подумала, что, возможно, как раз в эти минуту Миклош сражается за свою жизнь. Ее беспокойство так явно отразилось на лице княжны, что профессор заботливо проговорил:

— Наверное, вы очень устали. Позвольте мне предложить вам выпить чего-нибудь на сон грядущий, а потом вам лучше пойти лечь?

В этот момент появилась жена хозяина гостиницы.

— Барышня, конечно, устала. Она не привыкла выступать перед таким большим обществом.

С этими словами она обняла Тору за плечи и ласково предложила:

— Пойдемте, милочка. Я помогу вам раздеться, а потом принесу теплого молока, чтобы спалось крепче.

— Вы очень добры, — прошептала Тора, тронутая искренней заботой этой простой женщины.

Поднимаясь по лестнице на второй этаж, где располагались спальни для постояльцев, княжна подумала, как подобная фамильярность шокировала бы ее отца. Мало того что хозяйка гостиницы позволила себе прикоснуться к августейшей персоне, она еще и болтала с ней как с равной!

— Завтра вы все мне подробно расскажете, — говорила она девушке. — Мне всегда так хотелось побывать во дворце. Но уж мне-то туда ходу нету! — И толстуха добродушно рассмеялась.

Когда они вошли в спальню, в которой Тора провела предыдущую ночь, хозяйка гостиницы сказала:

— Жалко, что во дворце не было принца Велкана. Вы привели бы его в восхищение! Я слышала, он знает толк в женской красоте. А сам-то уж до того хорош собой, что в него влюблялись все женщины Солоны!

Тора почти не слушала болтовню хозяйки. Она могла думать только о Миклоше. Когда наконец хозяйка закрыла за собой дверь. Тора поспешно легла и стала молиться с таким жаром, как еще никогда в жизни. Она молилась о том, чтобы Миклош сумел избежать опасности.

Усталость в конце концов взяла свое, и Тора заснула. Проснулась она довольно поздно, когда служанка принесла ей поднос с завтраком.

Тора удивленно воскликнула:

— Как вы добры, что принесли завтрак наверх!

— Я решила, что вы устали после выступления во дворце. Профессор просил передать вам, чтобы вы не торопились: никакой спешки нет.

Поставив поднос на стул рядом с кроватью, служанка нерешительно проговорила:

— Мне хотелось сказать, что нам очень понравилось все, что вы играли тем вечером. Это было чудесно, право, чудесно!

— Спасибо, — смущенно пробормотала Тора.

Оставшись одна, она подумала, что музыка объединяет людей, потому что почти все — за немногими исключениями, вроде короля Солоны, — понимают ее сердцем.

«Никогда, ни за что не выйду замуж за человека, который не любит музыку!»— упрямо подумала княжна.

И снова мысли о том, что ждет ее впереди, навалились на нее, застилая мраком солнечный день.

Одевшись, Тора спустилась вниз. Профессор сидел с Андреа и Климентом за столиком под деревьями. Увидев у него в руках газету и не думая о том, что ее поведение может показаться странным, она бросилась к нему:

— Что пишут в газетах, профессор? Есть какие-нибудь сообщения о том, что происходит в Магличе?

Музыканты встали при ее приближении, а профессор ответил:

— Пока не успели ничего написать о нашем концерте. В этом выпуске сообщается только о приезде кронпринца.

Огромным усилием воли Тора заставила себя говорить негромко и непринужденно.

— Наверное, все происшествия вчерашнего вечера будут описаны в завтрашних газетах.

— Вы правы, — подтвердил Климент. — Значит, мы этих отзывов так и не увидим.

Тора почувствовала, как у нее оборвалось сердце.

Как же узнать, что произошло в Солоне? Были ли там бои? Пролилась ли кровь? А может быть, Миклошу все-таки удалось расстроить планы князя Бориса?

Но она поспешила успокоить себя: если в Солоне произойдет переворот или будет хотя бы попытка переворота, то посол Радослава немедленно сообщит об этом великому князю.

Наступило неловкое молчание. Профессор встревоженно посмотрел на Тору и сказал:

— Думаю, нам пора ехать. Не позаботитесь ли вы, чтобы наши вещи вынесли к коляске? — обратился он к Андреа и Клименту.

— Конечно, профессор, — откликнулись оба музыканта и направились к постоялому двору.

Тора села за столик рядом с профессором.

— Нам надо подумать, как вам вернуться во дворец, — сказал он.

— Я и сама об этом уже думала. При этом Тора со стыдом призналась себе, что говорит не правду. Она совершенно не думала о том, что будет с ней.

Все ее мысли занимала судьба Миклоша. Она машинально снова надела народный костюм, но у нее и не было ничего, кроме него и вечернего платья.

— Вам будет трудно попасть во дворец днем, — заговорил профессор. — Но может быть, вы, ваше высочество, согласитесь принять мой план.

— Я согласна заранее на все, что вы предложите, профессор. Ведь вы согласились взять меня с собой, хотя я понимаю, как вам не хотелось это делать.

Профессор вздохнул.

— Я могу только благодарить Бога за то, что все прошло так благополучно, — признался он. — Но не представляю себе, ваше высочество, что бы сказали во дворце, если бы узнали, что вы танцевали на постоялом дворе с незнакомым мужчиной!

По лицу профессора Тора поняла, насколько это его шокировало. Она не сомневалась, что, по мнению профессора, ей следовало отказаться танцевать с Миклошем.

— Никто не должен об этом узнать, — решительно заявила она. — Но, к счастью, папа и мама ни за что не заподозрят, что я способна на нечто столь невероятное!

— Надеюсь! — почти простонал профессор. Торе стало немного жаль своего старого учителя: он согласился на ее уговоры из любви к ней, а сам все это время тревожился о тех последствиях, которые мог повлечь за собой этот отчаянный поступок его любимой ученицы.

Пока они разговаривали, к дверям постоялого двора уже подали их коляску, и Климент с Андреа руководили погрузкой багажа.