Наконец пробили третьи колокола. Илена улыбнулась — теперь можно сбросить с себя молчание. Она тотчас вспомнила, что надо зайти к брату Фарли и попросить приготовить полоскание для горла — сегодня ночью оно почему-то начало саднить. Разрываясь между желанием поскорее погрузиться в горячие воды источника и нежеланием разболеться по-настоящему, тем более сейчас, когда она явно пошла на поправку, Илена предпочла сначала навестить врачевателя — и по пути к нему едва не столкнулась с братом Якубом.

— А, моя девочка. Как приятно, однако, посмотреть на тебя такому старику, как я.

Илена нежно обняла монаха.

— Доброе утро, брат Якуб. Вы часом не прихворнули?

Лицо монаха растянулось в некрасивой, но доброй улыбке.

— Нет, дитя мое. Но в соседней деревне есть несколько больных ребятишек, мне бы хотелось поговорить с братом Фарли, прежде чем на него навалятся ежедневные заботы. Я бы хотел, чтобы он осмотрел этих детей. А с тобой-то что?

— Болит горло, — ответила Илена и показала, где именно.

— Моя матушка, бывало, говаривала, что если расхаживать с мокрыми волосами по морозу, то простуда не заставит себя ждать, — произнес брат Якуб и в подражание своей матушке погрозил ей пальцем. Илена рассмеялась, а он взял ее за руку и крепко пожал. — Как приятно вновь слышать твой смех.

Илена тотчас вновь сделала серьезное лицо.

— Сегодня впервые с того дня, как я вышла замуж, — произнесла она, — мне приятно ощутить, что я живу на белом свете. Я то и дело ловлю себя на том, что улыбаюсь, и мне даже стыдно за себя.

— А вот это не к чему, — с укоризной произнес брат Якуб. — Это в порядке вещей. Это значит, дитя мое, что твой дух вновь окреп. Именно так мы залечиваем наши раны. Какой бы ужасной ни была временами жизнь, надо жить. Так что пусть твой дух устремляется ввысь, он ведет тебя за собой. Доверься ему, ибо это означит, что ты вновь обрела надежду. А надежда — самое сильное оружие.

Илена кивнула, чувствуя, как ей на глаза наворачиваются слезы благодарности к брату Якубу. Как он, однако, добр к ней! Словно почувствовав, что творится у нее на душе, и не желая ее расстраивать, он поспешил сменить тему.

— Скажи Илена, Пил хорошо выполняет свои обязанности?

— Еще как хорошо, брат Якуб! — ответила она, изобразив отчаяние.

— О, он добрый юноша, и со всей серьезностью относится к порученному делу.

— Знаю, у кого еще такое доброе сердце, как не… как не у всех вас. Впрочем, как мне кажется, вскоре я вас покину.

— Только не надо торопиться, — мягко возразил монах. — Не спеши. Наберись сил.

— Вас наверно ждут дела, брат Якуб…

Илена решила, что не стоит больше задерживать старика, но он покачал головой, мол, ничего страшного.

— Но мне хотелось бы спросить вас кое о чем. Скажите, вы не получали известий от Ромена?

— Никаких, — ответил монах, пропуская ее под теплые своды кельи врачевателя. Брат Фарли был занят тем, что взвешивал какие-то порошки и мелко крошил сухие травы. Он был так увлечен своим делом, что сразу даже не заметил посетителей.

— В таком случае, могу я задать вам еще один вопрос — он не оставлял вам ничего, перед тем как уехать отсюда? Что-то такое, что вы должны хранить, пока он отсутствует?

Лицо монаха приняло серьезное выражение, из чего Илена тотчас сделала вывод, что Ромен оставил ему мешок с останками ее мужа.

— Не надо от меня ничего скрывать, — произнесла она, сглотнув застрявший в горле комок. — Не бойтесь говорить со мной о таких вещах. Я теперь сильная.

— Ничуть не сомневаюсь в этом, дитя мое. Ты у нас просто чудо. Глядя на тебя, нетрудно понять, что ты из породы людей сильных и несгибаемых.

— Вы знали моего отца? — удивилась Илена.

— Увы, с ним, равно как и с твоим братом, мне так и не довелось встретиться лично. Но я слышал о них много хорошего.

— Спасибо вам, — прошептала она. — Значит, он у вас?

— Спрятан в надежном месте, — старик обнял ее за плечи. — В гроте.

Илена вздрогнула — оказывается, все это время она делила свое потайное убежище с Элидом!

— Где именно? — спросила она.

— В шкафу, где мы храним запас свечей, имеется фальшивая задняя стенка. Я спрятал их там. Их набальзамировали по просьбе Ромена.

— По его просьбе?

На это она никак не рассчитывала! Будь у нее такая возможность, она бы расцеловала Ромена в обе щеки! Ей не давала покоя мысль о том, что останки мужа сгниют настолько, что их будет невозможно опознать, и она никогда не докажет его отцу, как умер его сын.

Илена собралась было что-то сказать, когда утреннюю тишину нарушили чьи-то крики. Брат Якуб нахмурился и велел оставаться на месте, а сам бросился узнать, что происходит. Спустя полминуты он вернулся. Лица его было серым.

— Илена! — Он схватил ее за руку. — Немедленно пригнись!

— Что происходит?

— Всадники! Солдаты короля! — в помещение сбежал Пил. На лице его застыл ужас. — Они обижают братьев!

Илена не поверила собственным ушам.

— Что?.. — в панике воскликнула она, позабыв про больное горло.

— Делай, что велено! — приказал брат Якуб. В его голосе зазвучали новые нотки. — Пригнись, чтобы тебя не заметили, а потом, при первой же возможности вылезай в окно и беги к гроту. Ты знаешь, дитя мое, что тебе надо там сделать. — Отдав распоряжение Илене, он повернулся к Пилу. — Кажется, пришло время доказать, чего ты стоишь, мой мальчик. Поручаю ее тебе. Уводи Илену отсюда, и как можно скорее.

— Якуб! — воскликнула Илена дрожащим от страха голосом. — Скажи, это за мной?

— Им тебя ни за что не найти, моя девочка. По крайней мере покуда я жив. А мы с тобой выйдем им навстречу, — обратился он к брату Фарли. — Не к лицу нам, старикам, дрожать от страха.

Якуб пристально посмотрел на Илену и поцеловал ее в щеку, шепнув, чтобы она не теряла мужества. Затем взял за руку брата Фарли и шагнул за дверь навстречу яркому солнечному дню.

Илена стояла, не в силах сдвинуться с места. До нее донеслись мужские голоса — это солдаты о чем-то расспрашивали монахов.

— Пойдем же! — окликнул ее Пил и потащил вслед за собой.

Они спрятались с ним за рабочим столом брата Фарли, забившись под самые полки. В следующее мгновение послышались тяжелые шаги. Илена затаила дыхание. Пил прижал палец к губам — ни звука. Скорее всего этот жест понадобился для успокоения ему самому, потому что глаза его от страха были плотно закрыты.

Затем до Илены донесся голос Якуба. Монах говорил тихо, всем своим видом давая понять, что такой старик как он, ничего не знает и не может знать.

— Нет в нашем монастыре никакой женщины, сынок, — произнес он негромко, судя по всему, обращаясь к солдату. — Но если вы настаиваете, можете обыскать…