О бумагах я догадался верно, а остальное мне коротко по пути объяснил ЛК. Из нескольких человек, выбранных им, сформирован отряд. Ему поручено под прикрытием наших войск пробираться в порт и отправить портфель из России пароходом. Деньги на расходы и все нужные документы уже готовы. Торопливо спускаясь к автомобилю, обходя телеграфистов, которые сматывали провода, военных и штатских, связного-мотоциклиста с пакетом в форменной куртке без погон (мне показалось, это был Шеховцев), ЛК негромко объяснял мне, что бумаги нужно увезти как можно скорее.

– Запомните, это необходимо сделать во что бы то ни стало и не привлекая к портфелю внимания. Поэтому отряд небольшой и собран так, что не вызовет подозрений. Помните, в гостинице я говорил вам, что есть деньги, за которыми будет охота. Вот этот портфель и есть главная добыча.

Уже в автомобиле он назвал мне имена участников отряда, которые меня удивили. Нас будет сопровождать казачий конвой – проверенные люди, но они знают о цели только в общих чертах.

– С нами Шеховцев для поручений. Скорее всего, еще пара человек. Конечно, Беденко. Он прислан в город как раз с этой целью – проконтролировать сохранность портфеля. Но одному ему бумаги решено не доверять, кроме прочего, пробираться в одиночку банально опасно, повсюду бои. У нас недостаточно сведений о том, какая обстановка в станицах вокруг Екатеринодара и дальше к морю. Но главное не это.

Он замолчал, наверняка выбирая, что мне сказать. Я решил спросить сам.

– Я знаю, что убийство Вареника связано с этими деньгами, – вечная манера ЛК не доверять никому полностью меня всегда немного злила. – Не хотите говорить всего? Хорошо. Я пойму и дам вам меня использовать вслепую, вы это знаете. Но скажите хотя бы, в чем моя роль. И меня удивил состав отряда. Беденко – понятно, но Шеховцев?

– Ваша роль проста – вы будете помогать мне. Вы помогали полиции, но все-таки вы не полицейский и не сыщик, а врач. К тому же так молоды, что вряд ли вас воспримут как серьезного игрока. Кроме того, в вас есть талант нравиться людям, я заметил. И самое важное, – снова пауза, во время которой я готов был вспылить, – вам я могу довериться больше, чем остальным. И будьте уверены, Егор, что отряд, точнее, наша небольшая компания, сформирован правильно. Мы идем на серьезный риск, но это решение принято не мной одним. Дело в том, что один из членов нашей маленькой freundeskreis[4], возможно, тот самый человек, о котором я говорил вам в гостинице тем вечером, когда стреляли в Рябоконя. Помните? – ЛК указал глазами на затылок шофера, и я понял, что говорить нужно осторожно.

– Хорошо, а конвой?

– Двое из них были часовыми той самой ночью в особняке Парамонова.

«Держи друзей близко, а врагов еще ближе» – любимое выражение ЛК. Этот человек считал, что буквально все требует его личного контроля. Иногда я был почти уверен, что анатомический атлас он подарил мне с далеко идущими планами – так же, как и содействовал потом моей работе в полиции. Почему-то некстати вспомнились неприятные намеки Курнатовского. Но ЛК был другом отца, я действительно обязан ему всем и, конечно, сделаю что нужно и без лишних вопросов. И все равно я чувствовал, что он сильно недоговаривает. Даже с его манией контроля идти на такой риск – сажать хищника и добычу в одну клетку…

– Убьем две цели выстрелом дуплет, Егор, – ЛК неожиданно ответил на мои мысли. – В пути крыса так или иначе высунется, не устоит, тут мы ее и прижмем. Портфель все время будет у меня, а я один не хожу, и вы будете рядом, – последнюю фразу он явно сказал, чтобы сгладить разговор. – Выхода нет, документы необходимо переправить. Да и в ком сейчас мы можем быть полностью уверены? Я доверять не намерен никому.

А вот тут я ему поверил. 

* * *

Река в темноте – в неровных пятнах белого льда и темной воды, как шкура кота. Говорят, когда на Дон идет беда, его вода мутится. Но сейчас воды не разглядеть. В тумане по широкому мосту над рекой движутся войска, едут горожане-беженцы с узлами, чайниками, обгоняют нас молодые кадеты (совсем маленьких везут на телеге), священники, автомобили; я разглядел несколько уцелевших санитарных машин. Разбивая поток людей, телег и автомобилей, обратно к городу проносятся несколько конных казаков в плечистых темных бурках – в сумерках бурки смотрятся как сложенные крылья невиданных птиц. В воздухе держится запах едкого лошадиного пота, бензина.

Внезапно за нашей спиной глухо бухает, как из-под земли. Но, оглянувшись, я вижу все ту же привычную ломаную, как линия сердечных сокращений на гальванометре, линию темных домов, куполов, трубы пароходов. В пестрой толпе наш маленький отряд держится особняком. Лев Кириллович едет с нами, в своем автомобиле, по официальной версии – до Екатеринодара. Там командование планирует соединиться с частями войск и держать город.

Эти картинки и сейчас со мной, но приходят редко – в самых глубоких снах. Разбитые дороги, подводы. Сестра милосердия делает перевязку. Молоденький солдат очищает вареное яйцо. Бегают дети и куры. Здесь, в маленькой станице в нескольких часах пути до Екатеринодара, мы остановились на ночлег. Мест в хатах хватило не всем. Казаки стали обозами и ворочали у костра тяжелый темный котел, обтирая его песком. Вчера, уже после заката, к ним подошли две незнакомые подводы. Когда колесо одной наехало на вылезший из-под земли корень, я расслышал глухое позвякивание металла. Сейчас, утром, они стоят пустые, на борта наброшены конопляные лантухи – вместо брезента. От круга обозников идет сильнейший запах паленой щетины – поросенка, что ли, изловили? За такое станичники спасибо не скажут. Рядом с ними горячится сияющий на солнце конь, его всадник, приподнимаясь в стременах, о чем-то говорит с казаками. Это Чекилев. Явился он тоже вчера. Абсолютно внезапно и в полной военной форме. Эпатаж в его духе.

– Егор Андреевич, доброе утро! – Чекилев спешивается и идет ко мне, снимая перчатки.

Пожимая его руку, я киваю на щегольскую серебряную плеть в петлице его кителя.

– Выдали на военном складе? – пожалуй, я рад его видеть.

– Не смотрите на внешнее, Егор. «Зипуны у нас серыя, зато умы бархатныя», – эти казачьи присказки, которыми иногда щеголял Чекилев, казались мне нарочитыми. Он тут же продолжил – уже без насмешки:

– Намекаете на мою нескромность? Новые товарищи по полку уже молча осудили, но, каюсь, люблю рисовку. Так и воевать веселее.

– Что ваши товарищи, с удачей? Будет жаркое?

– Жаркое? Откуда? Консервы. А, вы про запах? Нет, тут другое. В походе, когда не достать воды и мыла, кое-кто еще бреется старым «свинячим» способом. При хорошей бороде такой способ не годится, а вот франтам вроде меня – вполне, – он старательно пригладил ровные усы. – Делают так: щетина на щеках подпаливается и быстро стирается мокрым полотенцем. Но тут главное – сноровка и уберечь усы! По уставу ведь их сбривать запрещено, поэтому сам я, конечно, не рискнул бы. Не набита рука.