— Ты не находил здесь наконечников стрел? — спросил он Леона. — Бусин, черепков?

Леон медленно покачал узкой головой.

— Нет, один мусор. Мать-земля.

— Гляди в оба, — сказал ему Пайт смущенно. — Вдруг мы ступили на священную землю?

Он выронил кость. Для берцовой она была мелковата, скорее, плечевая. На лице Леона, наполовину скрытом светлой челкой, мелькнула усмешка. Тогда Пайт спросил деловым тоном, отбросив приятельскую снисходительность:

— Когда бетонируем? В начале следующей недели?

— Там видно будет. — Парень был чем-то обижен. — Я бьюсь здесь один. Вот если бы Адаме и Комо бросили ковыряться с гаражом…

— Их нельзя торопить.

— Гидроизоляция фундамента занимает не меньше дня.

— Никуда не денешься, надо.

— Разве кто-нибудь пострадает, если обойтись без нее? Пайт понял, что необходимо настоять, иначе парень превратится в жулика.

— В первую очередь пострадаем мы сами, — сказал он. — Через несколько лет, когда дом даст просадку и фундамент начнет мокнуть, все схватятся за голову. Заруби себе на носу: все всегда выплывает наружу. Любое жульничество, любая оплошность. Так что чтоб фундамент был у меня изолирован! Полиэтилен под плиты, побольше гравия под дренажные трубки и сверху тоже, гидроизол на стыки, чтобы не мокли. Не думай, что засыпал — и с глаз долой. У людей нюх на гниль. Строителю легко провонять. Потом попробуй, избавься от запаха! А теперь заглянем вместе в чертежи.

От выговора у Леона порозовели щеки. Глядя на растущую на глазах яму, он сказал:

— Эти старые копуши уже месяц возятся с гаражом. Дали бы мне двоих парнишек — мы бы справились там за неделю.

Пайт исчерпал свое педагогическое рвение и ответил утомленно:

— Они уже закругляются. Я проверю, не смогут ли они перейти сюда завтра. Сегодня днем я закажу гравий, а на понедельник — раствор. Так мы выиграем время. Может, мне еще удастся выжать из Галлахера студентов.

Битый час они изучали под низкими ветвями дуба, который будет отбрасывать густую тень на двор дома, на камне, заменявшем стол, кальки чертежей, полученные по почте из чикагского архитектурного бюро. Пайт чувствовал, как парень пытается его подловить, доказать его некомпетентность. Выходит, Леон его недолюбливает. Наслушался про него гадостей и считает бездельником, пьяницей, клоуном-иммигрантом, затесавшимся в местное общество, изменяющим жене и не скрывающим скуку, которую у него вызывает работа. Но Пайт продолжал мужественно водить по чертежам широким ногтем большого пальца и приписывать кое-что карандашом. Леон кивал, мотая науку на отсутствующий ус, однако неодобрения не скрывал — иначе и нельзя в джунглях, где молодежь старается урвать кусок у тех, кого сменяет, а целеустремленность торжествует над угрюмой озабоченностью. Пайту хотелось побыстрее удрать с площадки.

Прежде чем уехать, он оглянулся на негра, который присел с коробкой для ленча и термосом на край ямы. Стенки котлована походили на слежавшиеся страницы непрочитанной книги, спрессованный срез растительной жизни.

— На индейские могилы не натыкаешься? — спросил негра Пайт.

— Косточки встречаются.

— А ты что?

— А я еду дальше.

Пайт облегченно рассмеялся. Он чувствовал себя прощенным, растрогался от дохнувшего издалека человеческого тепла. За небрежно оброненным словом он был готов разглядеть целую философию, неведомую сумрачную жизнь.

Но негр холодно поджал губы, словно давая понять, что его раса больше не покупается на такую дешевую подачку, как смех. Плечи — что футбольные мячи, пот над верхней губой, густой свирепый дух. Пайт опустил глаза. Прости., доктор Кинг.

Оставив обоих на опушке, он поехал обратно в город, на дальний конец Темперанс-авеню, где Адаме и Комо строили гараж Комо был худой, Адаме толстый, но годы совместного труда научили их сотрудничать: как планеты одной системы, они, даже находясь в разных углах гаража, спиной друг к другу, друг друга чувствовали Подходя к ящику с инструментами, стоявшему на доске между козлами, они не сталкивались лбами. На Пайта оба не обратили никакого внимания. Он застыл в пустом прямоугольнике, где вскоре должны были быть смонтированы подъемные гаражные ворота, вдыхая запах струганного дерева и замкнутого пространства. Гаражу недоставало только ворот. Пайт откашлялся и спросил:

— Как вы считаете, джентльмены, когда здесь все будет готово?

— Когда будет, тогда и будет, — сказал Адаме.

— Как это? Я не вижу, чтобы тут оставалась какая-то работа, кроме навески ворот.

— Есть еще много мелочей, — ответил Комо. Он что-то прилаживал к оконной раме, хотя она была готовая, фабричная. Адаме привинчивал опоры угловой полки и курил трубку. На нем был комбинезон с нагрудником и таким количеством карманов, что ему мог бы позавидовать магазин инструментов с бесчисленными ящичками. Комо всегда носил свежие рубашки, а его пальцы окрасились от постоянного курения в темно-желтый цвет.

— Вот закончим, а дальше пусть вдовушка сама разбирается, — добавил он. Заказчицей была молодая женщина, вдова военного, зарезанного в Гамбурге приятелем его подружки.

— Надо все оставить в приличном виде, — сказал Адаме. Пайт обратил внимание на деталь каркаса, в которой была особенно заметна безупречность пересечения плоскостей. Вроде бы напрасный труд, но Пайт почувствовал себя так, словно ему вручили букет цветов. И тем не менее он был вынужден сказать:

— Вы нужны на холме. Будете заниматься фундаментом вместе с Леоном.

— Джеку стало скучно? — спросил старый Комо, гася спичку. Яжински они называли «Джеком».

— Нам еще не доставили ворота, — сказал Адаме.

— Я им позвоню, — пообещал Пайт. — Если сегодня не доставят, все равно приезжайте завтра утром на холм. Вдова получает превосходный гараж, но сколько можно вкалывать за шесть пятьдесят в час? У нее найдутся дружки, которые навешают ей полочек. Все, мне пора на холм.

Выходя, он услышал голос Комо, все еще занимающегося окном:

— Жадина Галли берет его за горло.

Пайт поехал домой. Квадратный двор и сам дом были приятно пусты. Он перетащил покупки — доски и сетку — в мастерскую в подвале, которой не пользовался всю зиму. Сначала он отпилил несколько кусков от сосновой доски, потом понял, что сетка слишком жесткая и не развернется до конца из рулона, поэтому стенок клетки из нее не получится. Тогда он придумал другую конструкцию, при которой та же самая жесткость становилась преимуществом: прикрепил скобами изогнутые куски сетки к фанере и скрепил их проволокой. Дверцу он приладил с помощью проволочных петель. Пока он работал, руки дрожали от воодушевления. В детстве от творческого волнения нередко страдали многие его проекты — скворечники, замки из песка, тележки. Но законченной клеткой он остался доволен: получился прозрачный ангар, подчиняющийся законам, которые он сам открыл только что, в процессе созидания. Он предвкушал удивление и радость Рут, ворчливую похвалу Анджелы, восторг Нэнси — она обязательно потребует, чтобы ей позволили самой заползти в это убежище. Он отнес клетку на кухню и, не справившись с желанием побыстрее поделиться своим торжеством, набрал номер Торнов.