Очевидно, что весть о высадке Тюдора распространилась весьма оперативно: в считаные дни она была доставлена к Вернону в Дербишир, к герцогу Норфолку в Восточную Англию, а также городскому совету Йорка. Было подсчитано, что весть пронеслась примерно через 400 миль, от западного Уэльса до Восточной Англии, всего за семь дней, — поразительное достижение. В северном и обратном направлениях весть путешествовала тоже очень быстро: горожане Йорка получили ответ короля в донесении Джона Николсона уже 19 августа, то есть всего через три дня после того, как они послали Спунера и Николсона к Ричарду III. Городской совет обсудил донесение и решил послать к Ричарду III восемьдесят человек, повелевая, «чтобы они со всей поспешностью выступили к королевской милости для усмирения его врагов вышесказанных». Советники назначили послеполуденное время того же дня (19 августа), чтобы отобрать нужных людей и выдать им жалованье: 10 шиллингов каждому за десять дней службы. Каждый воин получил жалованье с того прихода, в котором он проживал. Однако, даже несмотря на эту спешку, воины из Йорка не могли поспеть на сбор к Ричарду III. Учитывая расстояние и время, необходимое для того, чтобы достичь разных точек сбора, все воины должны были ехать на лошадях. Норма оплаты Йоркских ополченцев, кажется, позволяла это, и хотя им не удалось прибыть на поле битвы вовремя, они вряд ли опоздали очень сильно. Проехав верхом на лошадях примерно два дня, даже по плохим дорогам, они должны были оказаться довольно близко от Босворта. Спунер, очевидно, не поехал с Николсоном обратно в Йорк и остался при короле. Мы не знаем, довелось ли ему сражаться, но, в любом случае, он уцелел, потому что именно он доложил городскому совету Йорка об исходе битвы уже на следующий день после нее, 23 августа. Советники отметили в своем протоколе, каким образом они получили официальное известие о смерти короля Ричарда, а затем немедленно указали, что поскольку ополченцы были в походе всего четыре с половиной дня, а не десять, за которые им было заплачено, они могут оставить себе жалованье за шесть дней, но не более, а остальные деньги должны быть возвращены тем приходам, откуда они поступили[146].

В Ноттингеме шла деятельность по упорядочению армии, король отдавал распоряжение отрядам по мере того, как они прибывали, и назначал своих командиров. Отряды лорда Стэнли, готовые противодействовать продвижению Тюдора, должны были пройти смотр в Чешире и Ланкашире. Прежде чем вторжение действительно началось, — вероятно, в начале июля, — лорд Стэнли попросил дозволение уехать в Ланкашир, «в свой отчий дом, к семье, с которой он уже давно не виделся». Кроулендский хронист сообщает, что король запретил ему там долго задерживаться — разве только на том условии, что он пришлет вместо себя своего сына, лорда Стрэнджа, в залог своего лояльного поведения. Ричард с полным основанием подозревал, что Стэнли замышляет в подходящий момент поддержать Тюдора, а Стэнли мог знать, что Тюдор намеревается как можно скорее высадиться в Англии. Нам известно, что лорд Стрэндж находился в Ноттингеме 1 августа, так как в тот день он стал официальным свидетелем передачи королю большой печати, и поскольку лорд Стэнли не участвовал в церемонии, можно предполагать, что его тогда уже не было в Ноттингеме. Получив донесение о высадке мятежников, Ричард потребовал, чтобы Стэнли вернулся в Ноттингем. Уклончивый Стэнли отказался это сделать на том основании, что он болеет «потливой хворью», что могло быть и правдой, поскольку в то время эта болезнь действительно распространилась по Англии. Тогда же лорд Стрэндж попытался тайно покинуть Ноттингем, но «был замечен и схвачен». Затем он «признался, что вместе со своим дядей Уильямом Стэнли и сэром Джоном Стэнли [племянником лорда Стэнли] участвует в заговоре в поддержку графа Ричмонда; при этом он просил о помиловании и обещал, что его отец придет к королю на помощь так быстро, как это возможно, со всеми своими силами». В добавление он написал своему отцу, описывая опасность, в которой он оказался, и сообщая о необходимости срочно прийти на помощь к королю[147]. Затруднительное положение лорда Стрэнджа, несомненно, стало причиной, по которой Стэнли и его брат сэр Уильям смогли открыто примкнуть к мятежникам лишь в конце битвы. Как бы то ни было, к этому моменту Ричард уже принял решение насчет сэра Уильяма и объявил его изменником вместе с сэром Джоном Сэвиджем. Этот приговор был оглашен в Ковентри и, предположительно, в других городах[148].

Тем не менее есть причина, по крайней мере, для частичных сомнений в этой традиционной версии событий. Отказ от прав на Бьюси в Уоррингтоне, датированный 18 июля 1485 года, был засвидетельствован, среди прочих, лордами Стэнли и Стрэнджем. Это показывает, что они оба находились в Ланкашире в середине июля — иными словами, Стэнли, вероятно, не был при дворе в то время[149]. Лорд Стэнли, по крайней мере, должен был находиться в Ланкашире, выполняя приказ Ричарда о сборе войск, а Стрэндж позднее прибыл в Ноттингем, чтобы быть при короле, предположительно, в соответствии с королевским приказом. Кроулендский хронист говорит, что, когда Стэнли попросил дозволения покинуть двор, король настоял, чтобы вместо него ко двору явился лорд Стрэндж, однако это, конечно, не соответствует реальным событиям. То, что Ричард должен был не доверять семейству Стэнли, бесспорно. В любой ситуации они всегда переходили на сторону побеждающей стороны. Кроме того, Стэнли был женат на Маргарите Бофор, которая была явной соучастницей Бэкингема в его мятеже. Тем не менее Ричарду оставалось только надеяться, что Стэнли будут верны ему, когда дело дойдет до битвы. Открыто держать Стрэнджа в заложниках было опасной стратегией, которая могла вызвать еще большую враждебность со стороны семейства Стэнли. Вместе с тем лорд Стэнли едва ли сколько-нибудь сомневался, что от его действий зависит жизнь сына. Он знал, что короли Йоркской династии могут быть совершенно безжалостными, когда им это выгодно. Наглядным примером служила казнь лорда Уэллса, совершенная в 1470 году. Годом ранее Эдуард IV даровал Уэллсу прощение. Однако, прослышав, что сын Уэллса, сэр Роберт, поднял мятеж, Эдуард велел, чтобы Уэллс убедил сына сложить оружие, а иначе он поплатится собственной жизнью. Сэр Роберт не распустил свою армию, но встал с нею напротив армии короля. Тогда Эдуард казнил лорда Уэллса на виду у обеих армий[150].

Однако, каковы бы ни были замыслы Стэнли, к 14/15 августа Ричард понял, что ему надлежит немедленно выступить в сторону надвигающегося врага. Он должен был осознавать, что его армия еще не полностью укомплектована (мы видели, что ополченцы из Йорка покинули свой город только 19 или 20 августа), но он не мог больше ждать. Поэтому он выступил из Ноттингема в сторону Лестера очень ранним утром, в пятницу, 19 августа, то есть позднее, чем предсказывал герцог Норфолк в своем письме к Пастону. По словам Вергилия, армия двигалась в «квадратном боевом» порядке. Король и весь его двор следовали за обозом, полностью защищенные с флангов крыльями кавалерии, и, по всей видимости, перед ними двигался авангард. Они прибыли в Лестер в тот же день «незадолго до захода солнца». Там к королевским силам, вероятно, присоединились Норфолк и его сын, граф Сэрри, с отрядом, набранным в Восточной Англии, сэр Роберт Бракенбери, констебль Тауэра, с отрядом, приведенным из Лондона, и, наконец, граф Нортумберленд с отрядом, набранным в северных землях. Бракенбери почти наверняка привез с собой пушки из Тауэрского арсенала. Ричард задержался в Лестере на два дня. Предание гласит, что он остановился на постоялом дворе «Белый Вепрь» на Нортгейт-Стрит, однако более вероятно, что он избрал местом для ночевки местный замок, который в ту пору был обитаем. Именно из этого замка Ричард послал одно письмо 18 августа 1483 года. После битвы при Босворте постоялый двор «Белый Вепрь» поменял название на «Синий Вепрь», поскольку синий вепрь был эмблемой графа Оксфорда, одного из военачальников Тюдора[151]. Вергилий сообщает, что Ричард покинул Ноттингем в тот же день, когда Тюдор прибыл в Личфилд, и это похоже на правду. Ричард знал о передвижениях Тюдора от своих разведчиков или передовых разъездов[152].