Федор представил, как молодой статный туземец умело наносит ему удар копьем в живот, и почувствовал себя плохо. Тогда он попытался представить, что удар копьем в живот туземцу наносит он сам, и почувствовал себя еще хуже.

Прошло уже довольно много времени, а Федор все лежал, горестно уставясь на золотистое плетение циновки.

Затем он услышал снаружи легкие стремительные шаги, оборвавшиеся неподалеку от хижины.

— Это что такое? — раздался прерывистый голос Натальи. — Ты что это сделал? А ну дай сюда!

Неразборчиво забубнил Валентин. Странно. Когда это он подошел? И почему так тихо? Крался, что ли?

— Сломай это немедленно! — взвизгнула Наталья. — Ты же видишь, у меня сил не хватает это сломать!

Послышался треск дерева, и вскоре Наталья проволокла Валентина мимо стенки, за которой лежал Федор. Циновки всколыхнулись.

— Я тебе покажу копье! — вне себя приговаривала Наталья. — Я тебе покажу войну!

Федор выглянул из хижины. У порога валялся сломанный пополам дрын со следами грубой обработки каким-то тупым орудием. Судя по прикрученному кокосовой веревкой наконечнику из заостренного штыря, дрын действительно должен был изображать копье.

Наступила ночь, а Толика все не было. В деревне жгли костры и сходили с ума от беспокойства. Галка уже грозилась подпалить для ориентира пальмовую рощу, когда в бухте, наполненной подвижными лунными бликами, возник черный силуэт каноэ.

Вождя встретили у самой воды с факелами. Их неровный красноватый свет сделал бородатое лицо Толика первобытно свирепым.

— Все! — жестко сказал он.

— Я же говорил… — вырвалось у Федора.

— Дурак ты, — тоном ниже заметил Толик. — Объявляй демобилизацию. Хорош, повоевали.

— Не воюем? — ахнула Галка.

— Не воюем, — подтвердил Толик и был немедленно атакован племенем. Измятый, исцелованный, оглушенный, он с трудом отбился и потребовал ужин.

Мужчины остались на берегу одни.

— Толик, ты, конечно, гений… — запинаясь, начал Федор. — Черт возьми! Так мы не воюем?

— Нет.

— Мужики, это феноменально! — Бороденка Федора прянула вверх, а плечи подпрыгнули до ушей. — Слушай, поделись, чем ты его прикончил! Я же выложил ему все мыслимые доводы! Что война — аморальна! Что война — невыгодна! Что война — не занятие для умного человека!.. Черт возьми, что ты ему сказал?

— Я сказал ему, что война для нас — табу.

Когда уже все спали, кто-то взял Валентина за пятку и осторожно потряс. Это был Толик.

— Вставай, пошли…

Валентин, не спрашивая, зачем, нашарил руру и крадучись, чтобы — упаси боже! — не разбудить Наталью, выбрался из хижины.

Они отошли подальше от деревни, к лежащему на боку «Пенелопу». В роще кто-то скрежетал и мяукал — видимо, те самые тупапау, из-за которых сбежало прежнее население острова.

— Мне сказали, ты тут на войну собрался? Копье сделал…

Валентин вздохнул.

— Из-за Натальи?

Валентин расстроенно махнул рукой.

Они помолчали, глядя на высокие кривые пальмы в лунном свете.

— Слушай, — решительно повернулся к другу Толик, — хочешь, я вас разведу?

— Как? — Валентин даже рассмеялся от неожиданности, чем смертельно обидел Толика.

— А вот так! — взвился тот. — Вождь я или не вождь?

— Вождь, конечно… — поспешил успокоить его Валентин, все еще борясь с нервным смехом.

— Р-разведу к чертовой матери! — упрямо повторил Толик. — Нашли, понимаешь, куклу для церемоний! Я войну предотвратил! Почему я не могу унять одну-единственную бабу, если от нее никому житья нет? Тупапау вахина!..[15]

— Да, но разводить…

— И разводить тоже! — Толик был не на шутку взбешен. — Все могу! Разводить, сводить, убивать, воскрешать!.. Если вождь до чего-нибудь головой дотронется — все! Табу. Мне это Таароа сказал!

— Все-таки как-то… незаконно, — с сомнением заметил Валентин.

— Закон — это я! Таура Ракау Ха'а Мана-а!

Это чудовищное заявление произвело странное воздействие на Валентина. Жилистый бородатый Толик выглядел в лунном свете так внушительно, что ему верилось.

— Да-а… — как-то по-детски обиженно протянул Валентин. Это здесь… А там?

— Где «там»? — оборвал его Толик. — Нет никакого «там»!

— Ну, там… Когда вернемся.

Таура Ракау почувствовал слабость в ногах. Пальмы качнулись и выпрямились. Он нашарил рукой борт «Пенелопа» и сел.

— Как вернемся? — проговорил он. — А разве мы… Ты… Ты, наверное, не то хотел сказать… Ты хотел сказать, что это возможно теоретически?.. Теоретически, да?

— Нет, — удрученно признался Валентин. — Теоретически это как раз невозможно. Пока невозможно.

Толик сморщился от мыслительного напряжения.

— А как же тогда… — жалобно начал он и замолчал. Затем вскочил и с треском ухватил Валентина за руру на груди.

— Ты что ж, гад, делаешь? — прохрипел он. — Ты чем шутишь?

— Да не шучу я!.. — делая слабые попытки освободиться, оправдывался Валентин. — Правда, невозможно.

— Ничего не понимаю… — Толик отпустил его. — Ну ты же сам только что сказал, что мы вернемся!

— А куда я денусь! — с тоской проговорил Валентин. — Она ж с меня с живого не слезет!..

Тихо, как сомнамбула, подошел Федор Сидоров с закрытыми глазами — духота доняла. Не просыпаясь, он проволок мимо них циновку и рухнул на нее по ту сторону «Пенелопа». Затем над бортом появилась его сонная физиономия.

— А вы чего не спите, мужики? — спросил усыновленный авангардист, по-прежнему не открывая глаз.

— Да вот тут Валька нас домой отправлять собирается…

— А-а… — Физиономия качнулась и исчезла, но тут же вынырнула снова, на этот раз с широко открытыми глазами.

— Что?!

— Вот только теорию относительности опровергнет — и отправит, — сердито пояснил Толик.

С невыразимым упреком Федор посмотрел сначала на него, потом на Валентина.

— Мужики, не пейте кровь! — с горечью попросил он.

Прошла неделя.

Толик сбросил связки бананов перед хижиной и вдруг к удивлению своему заметил Валентина. Днем? Посреди поселка? В опасной близости от Тупапау? Странно…