– Нас тогда уже не будет, – проговорил Матвей.

– Кто знает? – печально ответил Парамонов. – Может быть, это произойдет завтра?..

– Если это и произойдет, – сказал Матвей, возвращаясь к яви камеры внутренней тюрьмы ФСБ, – то не по моей вине.

Теперь он был абсолютно уверен, что сон, только что увиденный им, на самом деле является предупреждением. Может быть, последним…

Сделав зарядку и сходив на завтрак с десятком других заключенных, сидевших в камерах-одиночках, Матвей вернулся в свою клетку и стал экспериментировать с медитацией. Но ни одна попытка выйти в астрал не прошла! Состояние меоза не наступало. Это означало, что Матвея, как когда-то Тараса Горшина, отключили от всемирного поля информации. Полагаться он теперь мог только на свои природные данные и развитую интуицию.

То, что выход в ментал заблокирован, Соболев понял еще вчера вечером, попытавшись подняться на уровень астрала, позволяющий видеть-чувствовать родственные души, связываться тонкими энергиями с любимым человеком. Но ни Кристина, ни Ульяна, ни Василий со Стасом не отозвались даже в чувственной сфере, и Матвей прекратил попытки, испугавшись мрачной перспективы. Следовало разобраться в этом положении, прикинуть резко сузившиеся возможности и действовать адекватно обстоятельствам. Действовать, а не предаваться унынию.

И все же потеря была велика!

Неясное чувство тревоги заставило Матвея сосредоточиться на своих ощущениях, и в то же мгновение он нырнул с койки на пол.

Странный звук – словно лопнул стеклянный бокал – коснулся его слуха, и над спиной возникла тонкая смертельная струна, протянувшаяся от двери к стене. Матвей увидел ее, потому что готов был увидеть: струна была лучом инфракрасного лазера или еще какого-то излучателя. «Игла Парабрахмы» – тотчас всплыло в памяти название оружия Инсектов. Потом забрезжила и догадка…

Матвей полежал на полу, прислушиваясь к звукам в коридоре, но ничего не услышал и осторожно приблизился к выходу. На высоте полугора метров из двери торчал металлический штырь длиной в сантиметр, направленный чуть наискосок, в сторону койки. Матвей подошел к ней и над подушкой в штукатурке увидел сантиметровое отверстие. Пришла трезвая мысль: если бы он своевременно не свалился с койки, точно такая же дырка появилась бы в его голове с одной стороны, а штырек – с другой.

В него выстрелили не из лазера, а из «дырокола»!

Измерив шагами периметр камеры – шесть шагов в длину, четыре в ширину, – Матвей принял решение. Подошел к двери, несколько раз ударил в нее кулаком. Через минуту с глазка откинулась шторка, сверкнул чей-то глаз.

– Чего шумишь?

– Передай начальству, я должен поговорить с генералом Первухиным. Срочно!

Глазок захлопнулся.

За Соболевым пришли через полчаса. Две гориллы в черных мундирах вошли в камеру, привычно обыскали арестанта и вывели в коридор. Матвей посмотрел налево, встретил взгляд дежурного и подмигнул ему. Во взгляде верзилы отразилось беспокойство, но лицо осталось неподвижным. Вряд ли «дыроколом» воспользовался он – скорее всего, возле камеры останавливался кто-то из начальников изолятора. Узнать бы, кто именно…

Соболева повели во двор, потом – в левое крыло особняка, соседствующего со зданием тюрьмы, передали трем молодым мужчинам в штатских костюмах. Пропетляв по переходам между зданиями, коридорам и лестницам, конвоиры доставили арестованного на третий этаж, в приемную начальника Управления спецопераций. Сами остались в коридоре. В приемной Матвея ждали еще двое крепких парней и адъютант генерала, подтянутый седой подполковник. Кивком он указал на дверь в кабинет Первухина.

– Не задерживайся.

Кабинет генерала был меньше, чем представлял себе Матвей, и казался каким-то неухоженным, неуютным. Видимо, Первухин появлялся здесь редко. Кроме самого хозяина, тут находился его второй заместитель полковник Андреев, симпатичный крепыш с выгоревшими бровями и соломенными усиками.

– Надеюсь, его предложения будут весомыми, – сказал он, обращаясь к Первухину, но глядя на Соболева. – Хотя веры ему все равно нет никакой.

– Именно об этом я и хотел поговорить. О вере, – кивнул Матвей, подойдя к массивному рабочему столу генерала. – Сотрудничать я с вами больше не собираюсь, так как вижу, к чему все это может привести. Убийцей сделать меня вам не удастся, какими бы высокопарными ни были разговоры о важности цели. А поскольку только что в меня стреляли из «дырокола», то финал ясен. Я даже не буду выяснять, кто это сделал и по чьему приказу.

– Ерунда какая-то! – сердито проговорил Андреев.

– Вы серьезно? – поднял брови Первухин. – В вас стреляли?!

– Шучу я редко и только со своими друзьями, – тихо ответил Матвей. – А теперь, генерал, мы с вами пройдемся к выходу и расстанемся. На воле у меня много неотложных дел.

– Как это – пройдемся? – не понял Андреев.

Первухин сделал движение рукой, и в то же мгновение Матвей в режиме ускорения перелетел через стол, парализовал руку генерала и буквально снял ее с кнопки звонка. Затем, почти не меняя позы, над столом нанес удар ногой по подбородку полковника, схватившегося было за кобуру пистолета.

– Прошу прощения, – все так же тихо сказал Матвей упавшему вместе со стулом заму Первухина. – Но третий – лишний. – Повернул голову к генералу. – Надеюсь, вы понимаете, что терять мне нечего?

Первухин посерел от боли, но нашел силы улыбнуться.

– Директор меня уволит к чертовой матери! Нельзя ли как-нибудь вернуть руке чувствительность? Обещаю сделать все, что требуется.

Находя нужные точки, Матвей сдавил локоть генерала, и, судя по заблестевшим глазам пострадавшего, рука стала слушаться.

– Дьявол! Надо признаться, вы все-таки великий мастер, но ни черта не смыслите в политике, живете в придуманном мире, где еще сохранился дух рыцарства… давно сдохший в реальной жизни. Идемте! – Первухин обрел прежний властный вид и пошел к двери. На пороге кивнул на лежащего Андреева.

– Он не окочурится?

– Не беспокойтесь, через полчаса очнется.

Они вместе вышли в приемную, пересекли ее под взглядами вскочивших со стульев адъютанта и телохранителей генерала.

– Мы сейчас вернемся, – глянул через плечо Первухин. – Подготовьте телезапись.