Она отправляется выполнять поручение, и Генри думает: «Из этой женщины вышел бы толк, если б она захотела служить в полиции маленького городка».

Никто не смотрит, что делает Памела. Это хорошо. По прибытии автобусов горожане забудут про жару и жажду хотя бы на какое-то время. Разумеется, после того как гости уедут… и люди поймут, что им предстоит долгая пешая прогулка до города…

Тут Генри осеняет. Он оглядывает «патрульных» и видит, как много среди них дундуков и как мало людей, на которых можно положиться. Большинство тех, кто хоть на что-то годится, Рэндолф оставил себе для выполнения некоей секретной операции. Генри думает, что она как-то связана с производством наркотиков, в организации которого Андреа обвинила Ренни, но сейчас ему на это наплевать. Главное, что тех копов здесь нет, а сам Генри не может уехать с шоссе номер 119.

Но он знает того, кто может, и подзывает его к себе.

— Что ты хочешь, Генри? — спрашивает Билл Оллнат.

— Ключи от школы при тебе?

Оллнат, тридцать лет проработавший уборщиком в средней школе Милла, кивает:

— При мне. — Хлопает по связке ключей, поблескивающих на дымчатом солнце. — Всегда ношу, а что?

— Возьми машину номер Четыре. Вернись в город, насколько можно быстро, чтобы не задавить никого из опаздывающих. Сядь в один из автобусов и подгони его сюда. Один из тех, что на сорок четыре места.

Оллната такое указание не радует. Его лицо застывает — как бывает у янки. Генри, сам янки, видел подобное множество раз и терпеть этого не может. Выражение на лице как бы говорит: «У меня хватает и своих дел, дружище».

— Если ты собираешься усадить всех этих людей в один школьный автобус, то ты псих.

— Не всех, только тех, кто не сможет самостоятельно вернуться обратно. — Генри думает о Мейбл и Мэри-Лу с ее перегревшейся дочкой, но, разумеется, к трем часам дня найдутся и другие, кто не сможет дойти до города. А может, и вообще идти.

Но лицо Оллната совершенно непроницаемо. Вскинутый подбородок напоминает нос корабля.

— Нет, сэр. Приезжают оба моих сына с женами, они это сказали. И привозят детей. Я не хочу упустить встречу с ними. И я не могу оставить жену. Она очень расстроена.

Генри с удовольствием врезал бы этому человеку за его глупость (и задушил бы за эгоизм). Но он просит Оллната отдать ему ключи и показать, какой открывает школьный гараж. Потом говорит Оллнату, что тот может вернуться к жене.

— Извини, Генри, — отвечает Оллнат, — но мне очень хочется увидеть детей и внуков. Я это заслужил. Я не просил приходить сюда хромых, больных и слепых и не собираюсь расплачиваться за их тупость.

— Да, ты — настоящий американец, двух мнений тут быть не может. Сгинь с моих глаз.

Оллнат открывает рот, собираясь протестовать, но передумывает (вероятно, что-то видит в лице патрульного Моррисона) и, волоча ноги, уходит. Генри зовет Памелу, которая не протестует, когда он предлагает ей вернуться в город, только спрашивает: куда, что сделать и почему? Генри ей объясняет.

— Ладно, но… у этих автобусов механическая коробка передач? Потому что я не знаю, как ездить с механической.

Генри кричит, задавая этот вопрос Оллнату, который стоит у Купола рядом со своей женой Сарой. Оба с нетерпением смотрят на пустое шоссе по ту сторону границы с Моттоном.

— Механическая на Шестнадцатом! — так же криком отвечает Оллнат. — На остальных автоматическая! И скажи ей, пусть не забудет пристегнуться! Эти автобусы не заводятся, если водитель не застегнул ремень безопасности!

Генри отправляет Памелу в город. Просит поторопиться, насколько это возможно, но без излишнего риска.

Поначалу люди у Купола стоят, не отводя тревожных взглядов от пустой дороги. Потом большинство садится. Те, кто принес одеяла, расстилают их. Некоторые прячут голову от дымчатого солнца в тени, отбрасываемой плакатами. Разговоры стихают, и многие слышат вопрос о цикадах (куда они подевались, почему не стрекочут в высокой траве), который Уэнди Голдстоун задает своей подруге Эллен.

— Или я оглохла? — добавляет она.

Уэнди не оглохла. Цикады или молчат, или их тут нет.

В студии ХНВ просторный (и относительно прохладный) центральный зал вибрирует от голоса Эрни Келлога по прозвищу Бочонок и «Его счастливого трио». Они поют «Мне позвонили с Небес, и на проводе был Иисус». Двое мужчин не слушают. Они смотрят телевизор, зачарованные соседствующими друг с другом картинками, как и Марта Эдмундс (она пьет уже вторую бутылку «Бада» и напрочь забыла про труп старого Клайтона Брэсси, прикрытый простыней). Зачарованы, как все в Америке, и — да! — во всем мире тоже.

— Посмотри на них, Сандерс, — выдыхает Шеф.

— Я смотрю. — «Клодетт» лежит у Энди на коленях. Шеф предложил ему взять и парочку гранат, но на этот раз Энди отказался. Он боится, что выдернет чеку и замрет, не бросив гранату. Такое Энди однажды видел в кино. — Это потрясающе, но ты не думаешь, что нам пора готовиться к встрече гостей?

Шеф знает, что Энди прав, но так трудно оторвать глаза от той половины экрана, на которую камера, расположенная на вертолете, передает изображения передвижной телевизионной станции, возглавляющей колонну из автобусов. Он знает, где они едут. Ориентиры узнаваемы и с высоты. Гости подъезжают все ближе к Куполу.

И мы подбираемся все ближе к концу, думает он.

— Сандерс!

— Что, Шеф?

Тот протягивает ему жестяную коробочку от «Сукретс».

— Скала их не укроет, мертвое дерево не даст прибежища, стрекот цикад — облегчения. Только не могу вспомнить, из какой это книги.

Энди открывает жестяную коробочку, видит шесть толстых самокруток, которые едва в ней умещаются, и думает: Они — солдаты экстаза. Это самая поэтическая мысль в его жизни, и ему даже хочется плакать.

Шеф использует пульт дистанционного управления, чтобы выключить телевизор. Ему хочется посмотреть прибытие автобусов — торчок или нет, параноик или нет, он, как и все, обожает сцены счастливого воссоединения, — но горькие люди могут прийти в любой момент.

— Сандерс!

— Да, Шеф.

— Я собираюсь выкатить из гаража фургон с надписью на борту «ХРИСТИАНСКИЕ ТРАПЕЗЫ НА КОЛЕСАХ» и поставить его у дальнего торца складского здания. Смогу укрыться за ним и видеть перед собой весь лес. — Он подхватывает «Божьего воина». Привязанные к прикладу гранаты покачиваются и стукаются. — Чем больше я об этом думаю, тем крепче моя уверенность: они придут оттуда. Там есть лесовозная дорога. Они, вероятно, исходят из того, что я про нее не знаю, но, — красные глаза Шефа сверкают, — Шеф знает больше, чем думают многие люди.

— Я в курсе. Я люблю тебя, Шеф.

— Спасибо, Сандерс. Я тоже тебя люблю. Если они придут из леса, я дам им выйти в поле, а потом срежу, как серп срезает пшеницу во время жатвы. Но мы не можем класть все яйца в одну корзину. Поэтому я хочу, чтобы ты взял на прицел ту дорогу, где мы уже встретили их. Если кто-то из них снова пойдет тем путем…