Бордо удалось добиться снижения репараций со 100.000 до 30.000 экю, когда первоначальная сумма оказалась неподъемной. Но при этом он потерял большинство свобод, которые ему было позволено сохранить после первой капитуляции в 1451 году. В экономическом плане город и его окрестности сильно пострадали от разрыва связи с Англией. Перестали приходить ежегодные винные флота. Отдельные корабли продолжали курсировать, но от них уже требовали лицензии от английского правительства и время от времени перевозки запрещались французами. После апреля 1455 г. поставки из Гаскони стали облагаться еще и высокими французскими экспортными пошлинами. Результатом стал длительный спад торговли. Объемы упали более чем в два раза по сравнению с прежним уровнем и так и не восстановились. Цены также упали. Англичане нашли альтернативные источники вина в Кастилии, Португалии и Греции, но гасконцам было сложнее выходить на другие рынки в эпоху, когда вино нельзя было перевозить на большие расстояния по суше. В конце века в петициях к короне с просьбой о помощи говорилось, что Сент-Эмильон потерял девять десятых своего населения, а Либурн — две трети[1034].

Французское завоевание привело к значительному перераспределению земель в Гаскони. Гасконские владения, ранее принадлежавшие англичанам, а также владения двадцати человек, исключенных из помилования, были конфискованы и перераспределены между советниками короля и местными сторонниками. Гасконские семьи, порвавшие за несколько лет до этого с английской династией и подвергшиеся конфискации своих земель офицерами английского короля, вернулись и потребовали их обратно в соответствии с условиями Компьенского эдикта. Считалось, что некоторые офицеры правительства Бордо, как английские, так и гасконские, злоупотребляли своими должностными полномочиями, занимая чужие земли, и теперь им предъявлялись требования о возврате имущества. На каждую подлинную претензию приходилась другая, сомнительная или сфабрикованная. Многие из новых землевладельцев были выходцами с севера. Такие капитаны, как Антуан де Шабанн, чья семья происходила из Лимузена, и семья Коэтиви из Бретани добились больших успехов в приращении владений. Значительная часть мелких чиновников, солдат и администраторов, обосновалась в регионе благодаря королевским земельным пожалованиям. Среди них была важная группа шотландских солдат удачи: Робин Петлоу, капитан шотландской роты, Джон Брон из Колтона, Джон Росс и Патрик Аберкромби. Большинство этих людей, вторгшихся в замкнутый мир юго-западного общества, не оставили после себя никаких следов. В конце концов, они переехали в другие места или их линии рода угасли. В выигрыше оказались плодовитые и хитрые сеньоры д'Альбре, которые прибрали к рукам лучшие куски имущества, оставленные уехавшими гасконскими изгнанниками. В течение следующего полувека они проводили политику территориального расширения, основанную на стратегических браках, тщательном культивировании королевской благосклонности и разумном использовании местного влияния и силы, что в скором времени сделало их главенствующей силой в Гаскони. Их потомки стали королями Наварры и, наконец, королями Франции[1035].

* * *

Войны во Франции были закончены. Начинались войны с Англией. Однако ни в одной из стран этого не понимали. В последующие годы во Франции периодически возникали опасения вторжения. Сообщения о скоплении кораблей в портах южной Англии заставляли войска спешить к побережью, а горожан — ремонтировать стены. Велась охота на английскую "пятую колонну", которая, как предполагалось, подговаривала местных жителей и готовила почву для высадки десанта. В Англии королевская канцелярия продолжала рассматривать Гасконь как английское владение. Канцелярские списки, в которых фиксировались сделки английского короля с гасконскими чиновниками и подданными, сохранялись до 1468 года. Генрих VI и Эдуард IV продолжали назначать людей на номинальные должности в гасконской администрации, которая уже не существовала, и дарить земли и доходы, которыми они уже не владели. В качестве бенефициаров неизменно выступали гасконские эмигранты в Англии, рассчитывавшие когда-нибудь вернуться в герцогство и занять свои земли и места. Пенсия, назначенная Гайяру де Дюрфору, была рассчитана на "время до тех пор, пока он не будет восстановлен в своих упомянутых владениях в герцогстве Гиень или получит иную компенсацию"[1036].

Вероятность этого была ограничена политическими неурядицами, охватившими Англию после того, как стало известно об заболевании короля. Катастрофы под Кастильоном и Бордо уничтожили все, что осталось от репутации герцога Сомерсета. Его враги буквально кружили вокруг него. Среди них выделялись капитаны и поселенцы, потерпевшие поражение и бежавшие из Нормандии. Сэр Джон Фастольф собирал материалы, чтобы доказать, что именно Сомерсет виновен в этой катастрофе, и помочь привлечь его и его союзников к ответственности. Совет откладывал это дело до тех пор, пока мог, но в ноябре 1453 г. кризис разразился. Союзник Ричарда Йорка Джон Моубрей, герцог Норфолк, представил совету билль, во многом обязанный Фастольфу и написанный рукой его секретаря. Норфолк жаловался на "великие бесчестия и потери, постигшие это благородное королевство Англию". Он потребовал создания комиссии по расследованию потери Франции и обвинил Сомерсета в измене. По его словам, менее достойный человек был бы обезглавлен за сдачу замков, которые вообще не подвергались осаде.

23 ноября 1453 г. Совет смирился перед бурей. Сомерсет был арестован и помещен в Тауэр. После неоднократных пророгаций Парламент, наконец, собрался в Вестминстере в феврале 1454 г., чтобы решить вопрос о регентстве. Положение осложнялось тем, что осенью предыдущего года у Генриха VI и королевы Маргариты родился наследник Эдуард. На власть претендовали герцог Йорк, уже не являвшийся законным наследником престола, но все еще остававшийся совершеннолетним ближайшим родственником Генриха VI по мужской линии, и королева как опекун своего малолетнего сына. Если бы Маргарита одержала верх, герцог Сомерсет, несомненно, вернулся бы к власти. Вероятно, именно это, помимо пола Маргариты и ее французского происхождения, стало основной причиной того, что в конце марта 1454 г. Палата Лордов назначили герцога Йорка "протектором Англии" на время недееспособности короля[1037].

В итоге недееспособность продлилась всего девять месяцев. Вскоре после Рождества 1454 г. Генрих VI частично пришел в себя. Но если болезнь короля была несчастьем, то его выздоровление стало катастрофой. Этого оказалось достаточно, чтобы положить конец протекторату герцога Йорка, но не достаточно, чтобы Генрих VI смог восстановить хотя бы ту ограниченную власть, которую он осуществлял до этого. Генриху VI суждено было до конца жизни то впадать в безумие, то выходить из него, слабый умом и волей даже в добром здравии. Королева, питавшая глубокую неприязнь к герцогу Йорку, почти наверняка стояла за принятием в феврале 1455 г. решения об исключении его и его союзников из состава Совета. Герцог Сомерсет был освобожден из Тауэра, восстановлен в прежней должности и объявлен невиновным во всем, что против него выдвигалось. Но его пребывание на этом посту было недолгим. Герцог Йорк в третий раз за пять лет взялся за оружие. Подавляющее большинство пэров, как и прежде, поддерживало короля.

Однако на этот раз перспективы Йорка изменились в связи с началом открытой войны