«Может, ты хотя бы скажешь мне, что случилось?» — настаивала мать. «Я не знаю», — отвечала Аннелизе.

Она действительно не знала. Ее никто не задел, никто не обидел. Просто она была очень впечатлительной девочкой и переживала все намного острее, чем старшая сестра Астрид, ближайшая к ней по возрасту. Временами Аннелизе не могла избавиться от необъяснимого страха и тревоги, словно тяжелое темное облако наплывало и окутывало ее, подавляя волю, путая мысли.

Аннелизе было пятнадцать, когда она поняла, что далеко не все люди испытывают это мучительное беспокойство, что она не похожа на других.

И вот теперь, сорок лет спустя, в маленьком книжном магазинчике Тамарина на Аннелизе Кеннеди вновь навалилась мерзкая сосущая чернота, только теперь к ней примешивалась откровенная паника. Все поплыло у нее перед глазами, в ушах зазвучал противный гул, словно где-то вдалеке начали тревожно бить в барабаны. Назойливый монотонный звук — порождение ее больной фантазии — в эту минуту был для Аннелизе более реален, чем книги, теснившиеся на полках. Она давно не вспоминала о нем, в последние годы он являлся к ней только в кошмарных снах. Гул заполнял ее голову, неся с собой страх. Всепоглощающий животный ужас.

Аннелизе когда-то читала, что в определенных обстоятельствах в человеке берет верх так называемый «мозг ящера» — часть мозга, развившаяся миллионы лет назад и доставшаяся нам в наследство от пресмыкающихся. «Мозг ящера» отвечает за инстинкт самосохранения, это глубинный слой мозговых клеток, куда более древний, чем лимбическая система и кора головного мозга.

«Ящер» перехватывает управление, когда человеком овладевает страх. В статье было много длинных медицинских терминов и объяснений, которые Аннелизе просто пропустила, но одно она запомнила твердо: «мозгящера» помогает нам выжить, он включается, когда человеку грозит смертельная опасность.

Опасность… Волна ужаса буквально парализовала Аннелизе. Дыхание стало хриплым, прерывистым, грудь будто сдавило тисками. Сердце заколотилось, кровь бешено застучала в висках. Аннелизе так быстро бросилась к выходу, что едва не сбила с ног мужчину, внимательно изучавшего книги о спорте.

— Извините, — прохрипела она, проносясь мимо.

Сейчас она думала лишь о том, чтобы выбраться из чертова магазина и как можно скорее вернуться домой. Там, в безопасном и привычном мире, в окружении знакомых вещей, она сумеет прогнать этот дикий страх и заставит рассеяться гнетущую черноту.

Целую вечность она не испытывала подобных приступов паники и успела забыть, каково это, когда чувствуешь, что умираешь.

У нее так тряслись руки, что она с трудом достала из сумочки ключи и никак не могла попасть в замок зажигания. В конце концов ей это удалось.

Аннелизе уселась на место водителя и попыталась выровнять дыхание. Ее колотила дрожь.

«Вдох, раз, два, три, четыре, выдох».

Немного придя в себя, она завела мотор и включила на полную громкость радио, разговорный канал. Ей хотелось чем-то занять голову, только бы не думать.

Дом встретил ее тишиной. Не сонным молчанием, наполненным ожиданием чьего-то скорого прихода, а особым мертвящим безмолвием камеры-одиночки. Аннелизе заварила в кружке успокаивающий сбор. Эдвард вечно подшучивал над ее пристрастием к травяному чаю.

Сжимая в руке кружку, она подхватила пушистое шерстяное одеяло и направилась к дощатому причалу. Там она уселась, подобрав под себя ноги, закуталась в одеяло и принялась старательно вдыхать и выдыхать, наблюдая затем, как волны бьются о берег.

«Дышим медленно и глубоко. Вдох, выдох. Концентрируйся на каждом вдохе. Наполняем легкие воздухом и неспешно выдыхаем через нос. Вдох, выдох». Только и всего, но заниматься этим нужно каждый день.

«Черт!» Упражнение не подействовало. Сердце по-прежнему колотилось, как сумасшедшее, а проклятая чернота и не думала отступать. «Какой же ты подонок, Эдвард! Как ты мог так со мной поступить?» — с горечью подумала Аннелизе, зябко кутаясь в одеяло.

Нет, она больше не станет сидеть на таблетках. Ни за что.

Славный, добрый Эдвард всегда с сочувствием относился к приступам депрессии у жены, хотя сам никогда не испытывал ничего подобного.

— Знаешь, иногда мне тоже бывает немного грустно, — признался он однажды в самом начале их совместной жизни. — Это не совсем то, что чувствуешь ты, дорогая, но я понимаю тебя. По крайней мере стараюсь понять.

Услышав его, Аннелизе с трудом удержалась от смеха. Она всегда тщательно подбирала слова, когда говорила о своих депрессиях. Боялась испугать Эдварда. Вдруг он решит, что женился на законченной психопатке, которую нужно связать и держать в смирительной рубашке?

Эдвард не понимал, что подверженность душевным спадам — особенность ее личности. Аннелизе жила самой обычной жизнью, ничем не отличаясь от миллионов других людей: ее склонность к депрессиям была всего лишь игрой генов, как у других веснушки или гладкая оливковая кожа. Иногда приступы случались чаше, иногда реже. Бывало, проходили месяцы и даже годы без мучительной всепоглощающей черноты, но уж когда она наваливалась, здесь едва ли годились слова «немного грустно».

И все же Эдвард пытался ее понять. И она любила его за это.

— Я люблю тебя, глупый, — растроганно сказала она.

Эдвард со смехом сгреб жену в охапку и усадил к себе на колени. Аннелизе обняла его за шею и закрыла глаза, чувствуя себя по-настоящему любимой.

Этот трудный и бесконечно добрый смешной чудак понятия не имел, какие демоны ее терзают, но готов был на все ради нее. В том и заключается любовь — стараться понять близкого тебе человека, даже если это не в твоих силах.

Аннелизе с тоской подумала о Нелл. О, она отлично знала о приступах подруги и все же увела у нее мужа. Под пушистым теплым одеялом Аннелизе охватил озноб. Она начинала понемногу ненавидеть Нелл.

— Как тебе это удается? Быть в полнейшем завале и все же ходить повсюду и держаться как ни в чем не бывало? — спросила ее однажды Нелл.

Бет была тогда маленькой девочкой, Аннелизе отвела ее к школьной подружке на день рождения, потом вернулась домой и проплакала два часа кряду, прежде чем ее, зареванную и несчастную, обнаружила Нелл. (Она проезжала мимо и решила заглянуть в коттедж Кеннеди.)

— Я просто заставляю себя выглядеть веселой, вот и все, — ответила Аннелизе, пряча покрасневшие от слез глаза. — Невозможно сидеть в углу, уставившись в одну точку, когда нужно заниматься ребенком.

Не раз на нее наплывало знакомое чувство безысходности и апатии, но материнская любовь — могучая сила — помогала ей выкарабкаться. Всякий раз, когда Аннелизе больше всего хотелось остаться в постели, завернувшись в пуховое одеяло, как в броню, и отгородиться от остального мира, она вспоминала о дочери и брала себя в руки.

Когда Бет подросла и стало ясно, что она унаследовала не только фиалково-синие глаза матери, но и ее эмоциональную уязвимость, главной заботой Аннелизе стало оберегать и защищать дочь. В семейной табели о рангах первое место неоспоримо принадлежало Бет.