партии Советского Союза». Следует отметить, что частично так и было, но только до 1973 года, когда Громыко стал членом Политбюро ЦК КПСС. С этих пор он не считался с Международным отделом ЦК КПСС, а в конце 70-х годов МИД уже самостоятельно определял внешнюю политику СССР. Так что Гордиевский дезинформировал МИД Англии. Систему КГБ английский шпион знал в меру своей информированности, а что касается внешней политики, то тут он оказался дилетантом.

Мой отец следующим образом описывает Пономарева: «Пономарев — энергичный и волевой питомец Суслова, унаследовавший его идеологическую жесткость, был маленького роста, невидный, отличался сообразительностью. но невероятным формализмом. Усики щеточкой и круглые живые глазки делали его похожим на внезапно чем-то заинтересовавшегося терьера; своим упрямством он тоже напоминал данное животное… Ему была присуща такая странная черта. Он был образован, начитан, живо интересовался мировой политикой — и тем не менее писал суконным языком. Хуже всего то, что, к ужасу подчиненных, он обожал писать все сам и делал это с быстротой и легкостью, какой могли позавидовать многие из советского руководства… Человек педантичный и отлично понимающий значение профессионального опыта, он прилагал массу усилий, чтобы привлечь способных помощников, и не оставлял попыток переманить к себе часть мидовского персонала. Хотя я отклонил предложение перейти в его отдел, наши отношения не испортились; я постоянно оказывал ему одну незначительную услугу, а именно: посылал из Нью-Йорка таблетки витамина Е. По-видимому, Пономарев, слишком следивший за своим здоровьем, считал снадобье с американской маркой более эффективным, чем его аналоги, которые можно было получить через специальное («кремлевское») управление Минздрава». Как известно, Пономарев дожил до девяноста лет и умер в 1995 году. Мне рассказывал Жилин, что когда «демократы» завладели зданием ЦК КПСС на Старой площади в 1991 году, то Пономарева они не посмели прогнать, и он продолжал писать, правда, неизвестно что, может быть, мемуары, в одном из кабинетов. Как-то в личной беседе мой отец говорил мне, что Пономарев был евреем.

Отец предпочел должность советника при министре до своего назначения в 1973 году заместителем Генерального секретаря ООН. Кстати, до 1973 года он был секретарем парторганизации секретариата министра, следовательно, являлся «начальником» Громыко по партийной линии, однако, конечно, за партвзносами отец сам приходил к своему шефу.

До назначения отца на пост замгенсека ООН Громыко предлагал ему должность представителя СССР в Комитете по разоружению в Женеве в ранге посла, однако Шевченко отказался, считая данный пост недостаточно высоким. А скорее всего, потому, что отца неудержимо тянуло жить именно в Америке. Нью-Йорк он впервые увидел в 1958 году. «Больше всего поразила меня открытость американского общества. Это было очевидно даже при том, что все время пребывания в Америке я находился под строгим наблюдением КГБ. Я много читал и слышал об американской свободе, кое-чему верил, кое в чем сомневался. Дома, в СССР, все было полной противоположностью тому, что я увидел в США. Все под замком в самом прямом смысле этого слова — рты, газеты, телевидение, литература, искусство, путешествия за границу. Нам приходилось скрывать свои мысли, если они отличались от официальной точки зрения».

По моему мнению, Громыко был крупным государственным деятелем и выдающимся дипломатом. Но к сожалению, как некоторые другие талантливые люди, он не смог навести порядок в своей собственной семье. Его супруга оказывала большое влияние на министра не только в личной жизни, но и определяла кадровую политику МИДа.

В конце 1972 года моя мама подарила Лидии Дмитриевне Громыко брошь с 56 бриллиантами, привезенную бабушкой в 1948 году из Австрии. После этого жена Громыко спросила маму: «Какой же пост хочет ваш муж?» Мама ответила: «Должность заместителя Генерального секретаря ООН».

И.К. Перетрухин пишет: «…по свидетельству очевидцев, многие десятилетия Лидия Дмитриевна оказывала серьезное влияние на расстановку дипломатических кадров в министерстве своего мужа. К тому же она была большой любительницей принимать различного рода подношения, особенно при поездках за границу». В документальном фильме «Роковое решение», показанном по Государственному телевизионному каналу «Россия» 6 марта 2004 года, Перетрухин сказал буквально следующее: «Леонгийа подарила Громыко какой-то сувенир, в котором были бриллианты». А генерал КГБ в отставке В.Е. Кеворков в своей книге «Тайный канал» отмечал с юмором: «Ее (жены Громыко. — Г.Ш.) нашествия на советские посольства — главным образом в индустриально развитых странах — воспринимались сотрудниками этих представительств и их главами как стихийное бедствие, сравнимое только с многолетней засухой и неурожаем в среднеразвитой аграрной стране».

А.Е. Бовин подчеркивал в своих воспоминаниях «XX век как жизнь», что, когда он попросил должность посла в Люксембурге, Громыко криво усмехнулся: «Вам там тесно будет», а Брежнев сказал: «Тебе еще работать надо!» Бовин продолжал, что знающие люди потом ему разъяснили, что «подарочный фонд» министра был Бовину никак не по зубам.

Мой отец отметил следующий разговор со своей женой (моей мамой) в книге «Разрыв с Москвой: «Все начальники за границей используют любые возможности, чтобы обогатиться, приобрести вещи. Когда мы впервые приехали в Нью-Йорк, это делал Федоренко. Сейчас это делает Малик (тогда он был Постоянным представителем СССР при ООН. — Г.Ш.}. А как ты думаешь, чем мы с Лидией Дмитриевной занимаемся, когда Громыко привозит ее в Нью-Йорк? По музеям, что ли, бегаем? Нет, мы ходим в магазины, и я покупаю ей вещи. Я ей даю деньги, наши деньги. И ты пользуешься протекцией Громыко, а я пользуюсь ее протекцией. Нас никто пальцем не посмеет тронуть, даже КГБ. С Громыко за спиной ты сможешь сделать фантастическую карьеру. Ты мог бы заменить Малика в Нью-Йорке или Добрынина в Вашингтоне. Ну а потом — кто знает…»

Мой отец ответил: «Лина, на Вашингтон рассчитывать нечего. Анатолий Федорович пробудет там еще долго. Громыко его боится. Я уверен, что Андрея Андреевича очень раздражают разговоры в Москве, будто Добрынин может заменить его на посту министра иностранных дел. Так что он будет держать Добрынина как можно дальше от Москвы, так долго, как это удастся». — «Может быть», — согласилась моя мама. Будучи приятельницей жены Громыко, она не меньше отца знала о симпатиях и антипатиях министра.

Любовь Брежнева пишет, что ее первый раз пригласили в гости к министру иностранных дел в середине 60-х годов. Кушали в семье Громыко основательно и долго. Перед уходом Лидия Дмитриевна вдруг, раздобрившись, кинулась в спальню и принесла племяннице генсека старый тюбик губной помады. Любовь Брежнева стала решительно отказываться от подношения. Жена Громыко тогда взяла ее руку и насильно вложила в нее помаду. Тогда племянница размахнулась и швырнула тюбик прямо