И четвертое. Самое, пожалуй, странное. Бенедикт, не оставивший ни одного внятного следа, ни знака на месте преступления, оставил такую неимоверную улику в вещах убитой им женщины?

Неосторожность? Глупость? Провокация?

Или... подсказка?

Он наконец завел машину и отправился домой. Там уже шел вовсю ремонт, как они договорились с Сашей. Жутко воняло краской, и бардак был редкостный. Пока еще островком стоял его кабинет, в котором он, вынеся кресла для посетителей, угнездил раскладушку у стенки. Ваня ночевал у своей девушки, Игорю был выдан отпуск...

Алексею домой совсем не хотелось, ему хотелось к Саше. Но он опасался себя выдать. Она до сих пор так и не знала о маньяке. Памятуя ее слова о том, что "беременность плохо начинается", Алексей страшно боялся, что она примет фатальное решение...

Если вопреки всему – вопреки их стараниям предохраняться, вопреки их мыслям, что для ребенка они опоздали, – он все-таки возник, зародился, и у него уже есть ручки и ножки... Глазки и ушки... И Алексей уже с ним говорил, а ребенок его слышал и понял, что с ним говорит папа... То никакие силы не заставят его усомниться в этом даре. Нет!!!

По дороге он решил поесть в кафе – на его кухне можно было в лучшем случае протиснуться к водопроводному крану. Попалась какая-то пирожковая, и он, не мудрствуя лукаво, завернул в нее.

Народу было мало, и он уселся в углу, читая меню. Выбрав блюда, он поднял глаза, чтобы сделать заказ, и...

И увидел Бенедикта. Тот стоял на пороге и улыбался. Точно так же, как на фото. Словно знал, что Алексей нашел сегодня первые медальоны.

Кис почувствовал, что на этот раз не сдержится. Он с грохотом выбрался из-за стола и ринулся к двери, но Бенедикт, послав ему воздушный поцелуй двумя пальцами, развернулся и вышел из кафе. Поймать его было несложно – эта сволочь даже не прибавила шагу. Но Алексей застыл на пороге, глядя в его удаляющуюся спину.

Поймать его – и что? Ладно, теперь ясно, что он не подставное лицо. Он сам и есть убийца. Значит, он его и ограбил. Не по чьему-то поручению, а по своему собственному плану. Да только доказательств у Алексея пока никаких нет. Фотография с его мордой в медальоне у двух жертв – это уже кое-что, это начало для следствия... Но начало, и только!

Бить его? Сдать ребятам на Петровку, чтобы вытрясли из него признание и деньги? А если не вытрясут?

Не вытрясут, не вытрясут – Кис нутром чуял! Что-то есть у Бена в кармане, какой-то козырь. Слишком уж он спокойно себя ведет, даже нагло. Провокационно. Словно знает, что не управятся с ним в милиции... Выпустят его ни с чем как пить дать. И пойдет Бенедикт, как обещал, совершать тринадцатое убийство... Серега, может, и подержит за ним «хвост», но не до бесконечности же. Как только «хвост» снимет, так и ждите трупа... И ответственность за новую жертву будет на нем, частном детективе Алексее Кисанове. Не говоря уж о деньгах на квартиру...

Он вернулся за стол, сделал заказ. Две стопки водки с двумя пирожками, потом шашлычок с салатом...

Поел без аппетита, но хоть наелся. А то весь день бегал, как пес бездомный... Домой все равно не хотелось, хотелось к Саше. К счастью, она сегодня где-то допоздна тусовалась, так что с соблазном было легко управиться. И Кис поехал домой, размышляя по дороге о том, во что преобразуется "где-то тусовалась", когда они станут жить вместе. Он начнет выпытывать: "Куда едешь? Когда придешь?"

Мысль эта ему была крайне несимпатична, и он торжественно пообещал себе, что не поддастся ловушке совместного быта и никогда (никогда, никогда!) не будет приставать к Александре с подобными вопросами...

"Блин, – выругался он, подъезжая к дому. – Нельзя быть таким впечатлительным!" Пусть не два, а хоть двадцать дел подряд нарисуют перед ним печальную картину не-любви, искореженных неудовлетворенностью супружеских отношений, он не имеет права позволить им коснуться его личной жизни! Он обязан оградить, охранить их с Сашей союз!

Одно зло влечет за собой другое. Бенедикт, взломавший их гармоничный мир финтом опытного медвежатника – интимный мир для двоих, с его особыми правилами понимания и доверия, – отправил детектива в неизбежное продолжение, в своеобразное хождение по мукам.

Но то чужие муки. Он может им сочувствовать или нет, но он не должен позволить им, под впечатлением, спроецироваться на их с Александрой отношения! И да не проникнет в них расхожая пошлость чужого быта!

До их свадьбы оставался всего один день, и Александра больше не собиралась внимать его доводам о занятости: он срочно должен купить новый костюм! И если не сегодня, то когда, Алеша?!

Для себя она не желала белого платья – смешно, право, цвет невинности! – а Алексея видела в костюме светло-серого цвета, в кремовой рубашке с темно-серым, графитовым галстуком. Пришлось ему сдаться.

Время изощренной пытки было назначено на полдень, и с утра Кис успел слетать на Петровку, к Виктору.

"Маньяк по маньякам" покачал головой, глядя на медальон:

– Нет, Алексей Андреевич, не видел такого. Я бы запомнил.

– Значит, медальоны остались без внимания оперов.

– М-да... Выходит, вы были правы!

– Можешь отдать на дактилоскопию?

– Вы думаете, что на нем еще можно найти отпечатки Бенедикта? Они захватанные-перезахватанные...

– Нет, не думаю. Но хочу быть уверен, что ничего не упустил. Как ни мало шансов, но надо проверить: вдруг в картотеке какой отпечаток окажется?

Виктор согласно кивнул. От его юной самоуверенности и следа не осталось – два медальона с фотографиями Бена, найденные "ветераном" сыска Алексеем Кисановым, ее сдули, как ветер пух с одуванчика.

– Я нашел еще два десятка дел, в которых существовал намек на супружескую неверность, как вы просили, – почтительно произнес он.

– Отбери среди них те, где есть дети! – попросил Кис. – Может, это случайность, но в двух вчерашних имелись дети... Не исключено, что важная деталь. Кроме того, если верить словам Бенедикта о том, что все убийства совершены разными способами (а я склонен им верить!), то смерть от ножа и удушения уже можно исключить: я их уже нашел!

Виктор пообещал, и Алексей с относительно легкой душой отправился с Сашей по магазинам.

...Надо сказать, что до сих пор она никогда, ни разу не сделала попытки повлиять на его стиль одеваться. И только сейчас, мученически обходя прилавки, стойки и примерочные, он вдруг подумал... Да, точно: Александра принимала его таким, как он есть!

Она всегда была элегантна до ломоты в зубах. А он – он простоват, пожалуй. Ненавидел галстуки, любил старые джинсы и старые тапки... Когда случалось им выходить вместе, он, конечно, вел себя вполне соответственно: влезал в костюм-галстук – не мальчишка, чай, чтобы фрондировать, ломая дресс-код заведения, в который они отправлялись. Но он с самого начала их отношений знал, что ей не соответствует. Не тот класс.