Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот царь с месяц времени дожидал сына, не мог дождать, в печаль вдалса. Другой брат Василей-царевич тоже стал просится, и ему царь дал сто рублей денег... (и пр. и пр... Опять в ту же дорогу поехал, и с ним тоже случилось)... Иван-царевич с печи стал, умылса, сопли утёр, стал просить у отца благословления, живу воду, мимо и братьев искать. Царь его уговаривал. «Куда ты, дитя, те уехали — пропали, уедешь, у меня государство должно нарушится». — «Любезной батюшко, дашь благословленье пойду и не дашь пойду». Дал царь благословенье и сто рублей денег и хорошого коня. Вот Иван сел на коня и поехал и до тех же ростаней доехал. Думал, думал и поехал, где живому не быть. Ехал, ехал, ехал баш день, либы два и доехал, стоит избушка на курьих ножках, об одном окошке, на сыром говёшки и вкруг вертится. Говорит Иван-царевич: «Остойся, избушка, к лесу глазами, ко мне воротами». Избушка остановилась. Из избушки выскочила баба-яга костяна нога, жопа жилена, м.... мылена. «Ох, — говорит, — здраствуешь, Иван-царевич, в нашу сторону, в наше место ворон руськой кости не занашивал, а Иван-царевич прибыл». Взяла у Ивана-царевича коня, поставила к овсу и сену, которо хошь ешь, самого завела в избушку. Сейчас пёрнула, стол поддёрнула, бзнула, штей плеснула, жопой потресла и блинов нанесла, накормила, напоила и спать повалила, и стала вестей спрашивать. «Иван-царевич, куда жо ты поехал, волей али неволей?» — «Бабушка, богоданная матушка, скольки волей, а друга стольки неволей, и пешой на ох-воту, пуще бывает неволи; поехал я живу воду и мёртву и братьев искать». — «Братья твои здесь не бывали, а жива вода и мертва, и глазна есть по этой дороги, тольки она под крепким каравулом: струны подведены и колокола завязаны, а караулит страгия — царь-девица золотая грудь. Ну, ланно, утро мудро, мудрене вечера бывает». Проспал Иван-царевич до утра. Утром баба-яга печку истопила, кашку наварила и блинков напекла, накормила, напоила и вышла с ним на уличу и скрычала громкиим голосом: «Сивко-бурко, доброй конь-воронко, явись передо мной, как лис перед травой». Прибежал сивой конь, баба-яга писемчо написала, коню в ушко запихала. «Садись, Иван-царевич, на моего коня, а твой пускай отдыхат, там дальше живёт друга сестра, к вечеру к ей доедешь». Сел на коня и поехал; ехал с утра день до вечера, вечер вечераитце, езык почасываитце и на езык вода остаиваитце, ему ись похачиваитце, ись нечего; доехал он до избушки. Стоит избушка (и пр., вторая баба-яга к уху припала, письмо прочитала: «Ах!» и пр.) Также точно поехал и к третьей сестре, а от нея до города. Третья баба-яга на коня посадила и наказывает: «Доедешь ты в эти часы до места, конь перескочит струны, тогда в этом жива вода, в другом мертва, в третьем глазна вода». Вот приехал, прижал коня шпором, скочил, струны не задел. А в то время страгия — царь-девица золотая грудь заспала; она размахалась, разботалась и до грудей заголилась. Он вперёд прошол, ей не задел, начерпал воды из того колодца, из другого, из третьего, свои сосуды наполнил и положил в кису, а себе маленьки пузырьки изо всех же из трех колодцов взял и в корман положил, и назад оборотилса. Царь-девица всё так спит. Ивану-царевичу придумалось с ей любовь сотворить. Вот на ей напахнул и любовь сотворил, и она всё спит, не услышала. Вот он отробил ей, оправилса и пошол к коню, сел и прижал шпорами. Конь скочил, копытом струну и задел. Сейчас же струны забили и колокола зазвонили. «Ба! хватай, имай удалого вора!» Эта страгия — царь-девица прохватилась. «Ах, невежа, приежжал, да в моем колодче своего коня напоил». Закричала громким голосом, чтобы подтащили ей корету и тройку лошадей. Подпрегли, в корету села, и потащились в сугон.
Этот же Иван-царевич пригонил к яге-бабы и не удалось ему не попить, не поись, на бурого коня сел и едва из виду угонил, а царь-девица нагонила, спрашиват: «Не видала-ле Ивана-царевича». — «Видала, он ехал когда я жито жала. А неугодно-ле тебе баенка истопить?» — «Как бы не надо ба-енка, меня натресло». Затопила, не бздит, не горит, один дым валит. Вот страгия — царь-девица побежала сама смотреть, скоро-ле байна поспет: «Ох, старая чертовка, ты меня заманивашь». Сейчас велела запрекчи и снова поехала. Вот погонила в сугон. Иван же-царевич ко второй бабы-яги приго-нил, где сивой конь оставлен. Сел на сивого коня, из виду так скрылса, она и нагонила. Пригонила ко второй сестры и спрашиват у ей: «Давно-ле Иван-царевич проежжал...» — «А тогда проежжал, когда я репу рвала». — «Ох, давно». — «Не угодно-ле тебе баенка истопить». — «Да как бы не угодно, давай истопи, не скоро-ле у тебя помоюсь». Вот та побежала затопила тем же порядком, и пр...
А Иван-царевич гонил, гонил до своего коня догонил, да