«А конфликты случаются?» – спрашивает рыжеволосая журналистка, на ней рубашка-сафари и шорты.

«Вначале постоянно. Особенно на вторую неделю. В основном из-за распределения работы. На другие конфликты просто нет времени. Люди целый день вкалывают, чтобы обеспечить себе выживание. Суть нашей терапии в том, чтобы обострить первичные, самые насущные потребности организма».

«А если произойдет что-то серьезное, скажем несчастный случай?»

«В таких случаях задействуется радиосвязь с Альбукерке. Вертолет со спасателями может приземлиться здесь уже через полчаса. В моей практике этот лагерь для наркозависимых – уже пятый по счету. Вертолет еще ни разу не потребовался».

«Почему в инструкциях изготовителя говорится, что пилот должен игнорировать сигнал переключения тяги?»

«Потому что речь может идти только о неполадках в системе предупредительной сигнализации».

«Стало быть, анализ "черного ящика" показывает, по вашему мнению, лишь то, что сигнал зажегся, но не подтверждает реальное переключение тяги?»

«Именно так».

«Но найденные детали механизмов свидетельствуют о включенной обратной тяге».

«Нет, не свидетельствуют. Представьте себе, что самолет начал пикировать. Удар был таким мощным, что закрылки выбросило вперед». Стоп. Конец дополнительной пленки.

«Лагерь выживания», как сказано в конце репортажа, финансируется одним из благотворительных фондов штата Юта. А территория Нью-Мексико выбрана потому, что там – идеальные условия для лечебного курса. В заключение предлагается интервью с администратором фонда. Он говорит о том, что среди всех наркозависимых, прошедших через степной лагерь, оказался лишь один, у которого потом был отмечен рецидив. Конечные титры идут на фоне счастливой сцены: излечившиеся обитатели лагеря, изможденные и бородатые, улыбаясь, покидают вертолет и попадают в объятия близких.

«Вы будете выплачивать компенсацию родственникам?»

«Никаких компенсаций родственникам…» Стоп. Вопрос исключаем, «…родственникам я выплачивать не буду. Но обещаю всячески поддерживать их претензии к заводу. Несчастье произошло не по нашей вине. Однако я чувствую свою ответственность перед людьми, потерявшими своих отцов, братьев, дочерей, матерей. Они должны получить возмещение. По именно от истинного виновника». Четырнадцать секунд сверх хронометража. Убираем три последние фразы.

Я попытался дозвониться до Общественного телевидения (Пи-би-си) и Солт-Лейк-Сити. Но, видимо, там еще раним утра Редакторы программы видят сны и своих спальнях. Я решил, что лучше сначала поговор и т ь с Фредом.

И тот вечер он был в более или менее сносном состоянии, во всяком случае с ним можно было разговаривать. В палате все еще стоял запах паленого пластика. У свастики не хватало одного крюка, но Фред сказал, что она его и так уберегает. Целый день его никто не облучал. Он впервые по-настоящему бодр.

Я рассказал ему о лагере в Нью-Мексико, умолчал лишь о суровых условиях. Он ответил:

– Мне и там не укрыться от облучения.

– Ты можешь повесить себе маленькую свастику. Идея ему понравилась. Он хотел вырваться из клиники, а куда – не имело значения.

Главный врач отнесся к моей затее гораздо более сдержанно. Он-де не сторонник столь грубых методов. Так можно вконец сломать человека.

– Через два месяца, – заверил он, – Фред и у нас встанет на ноги.

– Что значит «встанет на ноги»? Неужели вы думаете, я смогу жить, зная, что мой сын носится со свастикой?

Ночью я дозвонился до администратора фонда в Прово. Он объяснил, что все места, предусмотренные как весенней, так и осенней программой, уже распределены. Кроме того, лагерь предназначен исключительно для молодых людей, проживающих в Юте. Я сказал, что готов сам оплатить все расходы.

– Об этом не может быть и речи. Молодежь у нас лечится бесплатно. За счет пожертвований.

Я прикинул, сколько мне предстоит заплатить за услуги лондонской клиники в следующие два месяца. И, подумав, предложил американцу пожертвование в сумме 10 000 долларов. Еще столько же пообещал перевести на счет Святых последнего дня, то есть общине мормонов.

В ответ было сказано:

– Я должен узнать у кураторов групп, можно ли изыскать еще одно место. Позвоните мне завтра. Если вопрос будет решен, вашему сыну надлежит через девять дней прибыть в Моаб. Программа стартует там.

Мы прилетели в Моаб – городок на реке Колорадо, к югу от известного национального парка. В аэропорту нас ожидал спортивного вида парень с табличкой, на которой было написано «Фред». Он приветствовал нас с несколько преувеличенной радостью, но производил впечатление симпатичного человека. Звали его Джерг. Он посадил нас в микроавтобус какой-то водно-спортивной фирмы, и мы поехали вдоль Колорадо вверх по течению. Река несла свои светло-коричневые воды, петляя между высокими рыжими скалами, которые местами были как будто вымазаны дегтем. Каньон иногда настолько сужался, что дорога у реки становилась похожей на тропу. Никакого дорожного ограждения не было и в помине. Фред сидел впереди, рядом с водителем. Кондиционер не работал. Несмотря на открытые окна, в машине держалась горячая духота. Джерг заговорил с Фредом – первая попытка установить контакт. Он указал на другой берег.

– Там, за рекой, национальный парк. Надеюсь, после лагеря у тебя будет несколько дней. И мы поездим по этим местам. Тогда удастся заглянуть в каньон-ленд национального парка и подняться на вершину Мертвая Лошадь. Все это здесь рядом. Есть на что посмотреть, ты еще ахнешь.

Фред ничего не ответил. Глядя на него, Джерг засмеялся.

– Я рад, что у нас появился человек из дальних краев. Это будет разнообразить жизнь в лагере. Расскажешь нам о Старом Свете. Я никогда там не был.

Скальная стена, прижимавшая нас к реке, чуть отступила, и Джерг остановил машину.

– Вон там, впереди, бьет источник. Самая чистая пода во всем Божьем мире.

Он вытащил из-под сиденья пластиковую бутылку. К отвесной скале были прислонены два велосипеда. Мы обошли выступ. Из вмурованной в скалу железной трубы текла тонкая струя воды. Рядом на влажном песке лежала велосипедисты, они наслаждались отдыхом. Джерг наполнил бутылку. Мы подставили под струю сначала раскрытые рты, а потом и головы.

Миль через десять каньон стал пошире. Берег в этом месте оброс густым кустарником. Мы подъехали к немудреному кемпингу, все хозяйство которого состояло из двух грубо сколоченных сортиров и врытых в землю труб с поперечинами грилей. Ближе к берегу в окружении деревьев была раскинута большая палатка, перед ней стояло несколько машин. Среди них выделялся пикап, казавшийся горбатым из-за взгроможденных на кузов пяти надувных лодок. Под ногами шуршали песком ящерицы.

В палатке никого не оказалось. Но позади нее, на тенистой площадке с жаровней, сидели кружком отправляемые в лагерь наркоманы со своими родственниками. Два куратора, такие же молодые и спортивные, как Джерг, стояли в центре и разъясняли суть программы. Они не употребляли слов «воздержание» и «отвыкание», но говорили о реабилитации. Мы, последние из прибывших, были представлены как принятые в порядке редчайшего исключения foreigners.[21]Мое пожертвование в пользу Святых последнего дня удостоилось особого упоминания, а также аплодисментов и восторженных возгласов: «Nice to see youl Nice have you here!»[22]