шанс Селины на счастливое будущее был так жестоко вырван у нее. Забудь об этом. Двигайся дальше. Когда я подхожу к машине, мое лицо бесстрастно, а голова ясна. Я меняю статус на бортовом компьютере с «занят» на «свободен». Поступает следующий вызов, и мы снова в пути.

* * *

Проходит две недели, и я проезжаю мимо Селины в «квартале красных фонарей». Ее живот снова плоский. Я останавливаюсь и спрашиваю, все ли у нее в порядке. Она, похоже, не узнает меня, и ее глаза совсем тусклые. Сомневаюсь, что даже большие дозы наркотиков смогут заглушить ее боль. Я смотрю на ее лицо в поисках хотя бы следа того материнского выражения. Ищу любовь и надежду, которые отражались на ее лице, когда она держала на руках сына. Но их больше нет.

09. Мертвый младенец

На часах 04:00, и я медленно еду по неблагополучному району. Внимательно смотрю по сторонам, чтобы не упустить чье-либо ограбление. Вдруг голос Ральфа прерывает тишину в рации:

– Браво Экс-Рей из 579. Черт, мне срочно нужен инспектор… Вот дерьмо.

Меня напрягает тон его голоса.

– Он сказал «дерьмо» по рации? – говорит Лиз с сиденья оператора.

Я прикладываю палец к губам и наклоняюсь вперед, чтобы прибавить звук на встроенном радио. Мое сердце бешено стучит, пока я слушаю обмен репликами. Я еще никогда не слышала, чтобы Ральф так разговаривал.

– Браво Экс-Рей из 579, мы вас слышим. Мы уже связываемся с ним. Что у вас сейчас происходит?

Сообщение диспетчера растворяется в тишине. Я понятия не имею, где Ральф. Я не знаю, в какой он сейчас ситуации, но одно мне известно наверняка: дело плохо. Раньше я никогда не слышала, чтобы его голос был взволнованным, даже когда он преследовал подозреваемых. И никто не ругается по рации без веской причины. И тут я снова слышу Ральфа. Он звучит отдаленно, но четко:

– Господи, здесь все в крови. Господи, помилуй!

Полицейские не ругаются по рации без причины. И когда Ральф перестает отвечать, я понимаю: что-то не так.

– 579, вы слышите? Вам требуется подкрепление? Вам нужна скорая помощь? 579, ответьте, 579!

Я борюсь с желанием немедленно выяснить, где он. Диспетчерская пытается связаться с ним, и я не хочу блокировать радиоволны. Я думаю о своих коллегах, патрулирующих боро, и точно знаю, что в данную минуту мы все склоняемся над рациями в ожидании ответа Ральфа.

– 579, прием! 579, вы слышите?

Шотландский акцент раздается в нашем автомобиле, и я рада, что сегодня дежурит Тереза. Она один из лучших диспетчеров, с которыми мне доводилось работать, и я знаю она прикроет нам спины. Всегда. Она делает это даже после того, как автоматизированные диспетчерские в каждом боро закрыли, и всех гражданских централизовали, оторвав их от привычных им команд. Годы работы в определенном боро полетели коту под хвост. Даже после того, как основная функция диспетчеров стала заключаться в обработке вызовов, а не защите констеблей, Тереза не утратила прежней верности своей команде. Она одна из нас. Никого из диспетчеров я не уважаю больше, чем эту добрую женщину с хваткой ротвейлера. Она никогда не даст в обиду своих коллег.

– Пройдет не больше двух секунд, как она направит к нему подкрепление, – говорю я Лиз.

Я уже планирую включать сирену и мчаться на помощь Ральфу. Тишина в рации снова прерывается:

– Браво Экс-Рей из 579.

Я выдыхаю, услышав голос коллеги, и слегка расслабляю пальцы, вцепившиеся в руль. Судя по тону, он все еще паникует, но не думаю, что находится в опасности.

– 579, вам требуется подкрепление?

– Нет, только сержанты и инспектор. Вы можете связаться с уголовным розыском? – он громко дышит в рацию, когда говорит, из-за этого кажется, что он звонит с ветреного пляжа, а не стоит посреди моря крови в Лондоне. – Терри, это первый тип. Я свяжусь с тобой напрямую.

– Вас поняла, 579. Сержанты и инспектор уже в пути.

Лиз подносит к губам бутылку с водой и спрашивает:

– Что значит «первый тип»?

Ральф использует коды автоматизированной диспетчерской связи, чтобы скрыть смысл своего сообщения. Каждому вызову присваивается определенный код, который вносится в компьютер. Первый тип – это код, который слышишь нечасто.

– Это убийство, – отвечаю я.

Я смотрю прямо перед собой, представляя забрызганные кровью стены и раскинутые конечности. Боковым зрением замечаю, что бутылка Лиз застыла в воздухе. Она медленно ее опускает и громко сглатывает воду.

Итак, инспектор и сержанты вот-вот будут на месте. Я вздыхаю, понимая, что мое любопытство будет удовлетворено еще не скоро. Когда ты не хочешь говорить что-то по радио или ситуация слишком серьезная, чтобы обсуждать ее во всеуслышание, ты связываешься с диспетчером напрямую. Никогда не говори по рации «убийство» или «бомба». Полицейские любопытны по природе своей. Ральф понимает, что его слушает весь боро. Кроме того, всегда есть риск, что неавторизованные пользователи настроятся на наши волны. Сейчас это происходит реже благодаря развитию технологий, но риск все равно существует. Любопытство только усиливается, когда твоя работа заключается в том, чтобы узнавать все детали. Каждый раз хочется знать историю целиком, и, когда приходится ждать, ты огорчаешься.

Всегда есть риск, что на полицейскую волну настроились посторонние, поэтому, сообщая по рации об убийстве, мы используем особый код.

– Господи, – говорит Лиз, потирая ладонями свои бедра в полицейских брюках. – Это плохо, что я ему завидую?

Я улыбаюсь ее неожиданному вопросу.

– Вовсе нет, – отвечаю я. – Я тоже завидую. Думаю, это можно сказать обо всех нас. В конце концов, ради этого мы и пришли в полицию, разве нет?

Какое-то время я думаю о том, как выяснить местонахождение Ральфа. Он сказал по рации, что не нуждается в подкреплении, поэтому я не буду задавать вопросов диспетчеру. Сильнейшее любопытство подталкивает меня написать несколько сообщений, прощупать почву и узнать, известен ли кому-нибудь адрес. Однако профессионализм останавливает еще до того, как я успеваю взять в руки телефон. Кем бы жертва ни была, последнее, что ей нужно, – это половина сотрудников Службы столичной полиции, которые из любопытства топчутся на месте преступления, неосознанно уничтожая улики. Имей хоть немного уважения.

Я чувствую, как тяжелеют мои веки, когда уровень адреналина в крови начинает снижаться. В автомобиле тепло, и я включаю кондиционер, чтобы немного взбодриться. Сейчас как раз то время, когда вызовы не поступают, а на улицах уже никого нет. Именно ранним утром мое тело начинает протестовать из-за нехватки сна, когда я ничем не занята.